Культура русских

Известные на Западе писатели - Пушкин, Достоевский, Толстой, Чехов, Пастернак - подтверждают мои впечатления. Все попытки, даже самые грубые, задушить "суеверие" не увенчались успехом. Во времена культа Ленина и Сталина режим полагал, что сможет создал; другую религию. В период правления Леонида Брежнева, когда продолжал рушиться культ Сталина, усилились попытки привить народу марксистско-ленинский кодекс веры. Только в 1988 году, году тысячелетия крещения Руси, как мне кажется, в этой сфере наступил определенный перелом.
Давайте немного остановимся на Достоевском. Он как никто другой, одновременно глубоко верующий и сомневающийся, прошел через великий "очистительный огонь", как он сам пишет. Его православную веру критики часто называют "мистической". Это специфическое слово широко употреблялось в русской литературе XIX века, в сфере искусства оно дожило вплоть до наших дней. Вера Достоевского была, вероятно, верой сомнения. Тем не менее он считал, что миссия русского народа - нести "промысел божий". Он пишет: "Призванием России является христианство и свет с Востока, свет, который наполняет людей Запада, потерявших Христа".



Здесь звучит намек на почти националистически окрашенный русско-славянский мессианизм, который противостоял во второй половине XIX века так называемым западникам. Упрек в утрате Христа обращался против идей просвещения, против либерализма, атеизма, социализма, являвшегося для Достоевского синонимом коммунизма, и материализма. Упрек в утрате Христа был в такой же степени направлен против все возраставшего немецкого влияния на русскую политику, которое выходило за рамки XIX столетия. Старая догма - "свет приходит с Востока" - приобрела новый характер и масштаб. Великий Киевский князь Владимир повелел своему народу принять крещение. Православная вера как единственная, ниспосылающая благодать, была избрана после того, как все другие религии прошли проверку на пригодность к русским условиям. В прошедшие века, вплоть до юбилея в 1988 году, постоянно стоял вопрос: как удалось Владимиру так удивительно быстро по высочайшему повелению ввести религию, которой ревностно поклоняются до сих пор? У Достоевского есть объяснение этому, позволяющее лучше понять русское православие. Он открывает нам глаза на типичную черту в характере русского народа - изначальную духовную потребность страдать. Это, видимо, обусловлено географическим положением России и ее ранней историей. Россия -равнинная страна. Она была открыта со всех сторон и практически беззащитна перед лицом вражеских нашествий. Помимо рек, текущих с севера на юг, не было других естественных преград, которые можно было бы использовать в оборонительных целях. Эту страну легко было завоевать конным ордам татар или монголов. Пространства и климат становились естественным союзником, в чем убедились на собственном опыте армия Наполеона и германские армии в двух мировых войнах.
Исторический опыт, напоминающий о тяжелых страданиях и опустошениях, сделал русским понятными страдания Христа как пример утешения. Славное воскрешение сына Господня является для них чудеснейшим благовестием. На Пасху они приветствуют друг друга словами: "Христос воскрес!" Если у нас главным праздником является Рождество, то есть день рождения Христа, когда происходит обмен подарками и поздравлениями, то для русских наиболее крупным событием является Пасха. Тот, кому повезло отпраздновать этот праздник среди русских, навсегда сохранит в себе впечатление глубокой, естественной, почти наивной религиозности. Православие оказало на Россию гораздо более сильное воздействие, чем это может показаться на первый взгляд. С принудительного крещения тысячу лет назад начался особый путь русских; монгольское иго привело к почти полной изоляции от Запада. Именно поэтому России пришлось проделать иной путь развития, нежели остальной Европе; ее участие в западной истории оказалось как бы периферийным. Ориентация на Константинополь как религиозный центр привела к установлению жесткой иерархии, командных структур, роль отдельной личности в обществе оказалась строго регламентированной. И тем не менее русская православная церковь оказалась единственным учреждением (монголы терпели ее, если она исправно платила свою дань), которое позволяло народу сохранить свою самобытность по отношению к Золотой орде, Литве или Польше. Главной задачей многих поколений было и оставалось устоять перед лицом духовного и хозяйственного упадка и политического развала. "Главная школа христианства, - замечает Достоевский, - которую пришлось пройти народу, длилась века и заключалась в многочисленных страданиях и лишениях, которыми пестрит его история. Это были века, когда он, покинутый всеми, подвергался всяческим унижениям и при этом продолжал работать на вся и всех".
Именно церковь, перенесшая в начале XIV века резиденцию митрополита из Киева во Владимир, а затем и в Москву, в тесном согласии с князьями создала новый политический центр. Иван I начал "собирать русские земли". Иван III назвался "царем всея Руси" и после женитьбы на племяннице последнего византийского императора заявил о претензии Москвы стать в будущем центром православия и "третьим Римом".
В 1492 году, вскоре после падения Константинополя, царь с благословения церкви развязал серию бесконечных войн против католиков - литовцев и поляков, которые не забыты до сих пор. Духовная и светская власть с тех пор не разделялись. Они поддерживали друг друга (или враждовали между собой) для укрепления собственной позиции, для приумножения богатства и для умиротворения народа. Россия была занята сама собой, в Западной Европе уже складывались основы современного мира. Эпоха Возрождения со всеми ее открытиями коснулась лишь княжеской верхушки. И все же сочетание западных и византийских элементов привело к созданию замечательных памятников в архитектуре. Стоит только вспомнить о соборах в Кремле, о монастырях в Москве и возле нее. Эпоха Просвещения, приведшая в итоге к Французской революции, и направила мышление народов Центральной и Западной Европы в новое русло. Восточную Европу она миновала. Идеи правового государства и демократии оказали лишь слабое воздействие на политическое развитие России. Философов, таких как Кант, Гегель и Шиллер, правда, почитали, однако их влияние ограничивалось сравнительно узким кругом интеллектуалов.
Петр Великий целеустремленно открывал свою страну перед западноевропейской наукой и техникой. Освобождение России от оков отсталости и обособленности так и осталось попыткой. Последовательно срывались и попытки царя Александра I ввести конституцию. Большевистская революция привела к новой расстыковке России с Центральной и Западной Европой. Лишь после Брежнева наступил решительный перелом.
70 лет Советской власти не устранили противоречий в государстве и обществе. Из-под прогрессивного и атеистического покрова вновь проглянула Россия с ее православием, историческими и духовными традициями. Идеология революции смогла мобилизовать силы, не нуждавшиеся в религиозной вере. Ныне, однако, в сознании людей система изжила себя. Подспудно тлевшие конфликты в эпоху гласности и перестройки заявили о себе кризисами в национальной, социальной и экономической сферах.
Итог: с одной стороны - создание современного, высокоиндустриального Советского государства, с другой - прежде всего за пределами Европейской части - ежедневное столкновение с силами прошлого, то, что по идее кремлевских властителей должно было слиться воедино, осталось разрозненным. Начатая в СССР реформа требует новых общественных ориентиров и собственных перспектив развития. В Москве обсуждаются разные модели автономии, которые должны в большей мере учесть особенности более чем 100 наций и народностей. За образец берется отчасти западный опыт. Вековая обособленность от развития остальной Европы делает не всегда возможным использование западных традиций, характерных и для Америки, и тем не менее перестройке советского общества не обойтись без ее поддержки. Среди тех, кого система так и не смогла полностью сломать, следует назвать православную церковь, в то время как оппозиционные течения лишь недавно вышли за узкие рамки интеллектуалов. Русские, белорусы и украинцы обрели "христианскую" традицию и несут в себе культурное наследие Европы. Здесь я хотел бы затронуть проблему, которая начала обсуждаться в Советском Союзе лишь теперь: официальная православная церковь сама себя дезавуировала, когда, сохраняя еще верность царским традициям, заключила мир с советской системой и по крайней мере на словах поддержала ее. Религию пришлось приспособить к тем весьма ограниченным условиям, в рамках которых государство допускало существование церкви. Это означает, что и православной церкви предстоит собственная перестройка.
Если при описании менталитета русских и их религиозности я упомянул имя Бориса Пастернака, то для этого имеются основания. В 1958 году за роман "Доктор Живаго" Пастернаку была присуждена Нобелевская премия. Ему, однако, не разрешили ее принять. Четыре года спустя он умер, преследуемый и официально объявленный вне закона в своей родной стране, но пользующийся высоким авторитетом на Западе и боготворимый прежде всего советской молодежью. Мне глубоко запал в душу рассказ о недостойном отношении официальных московских властей к тяжело больному поэту, находившемуся на пороге смерти. Я услышал его, когда в 1972 году попытался посетить могилу поэта в Переделкино - живописном местечке под Москвой. Официального разрешения на это не давали. Воздействие Пастернака на сограждан, вероятно, и после смерти было столь велико, что его намеренно предавали забвению. Но, как видим, - безуспешно.
Тогда, в 1972 году, я все-таки тайком побывал на маленьком кладбище в Переделкино, окруженном густой березовой рощей. С бьющимся от волнения сердцем я приблизился к могиле поэта и увидел мужчину средних лет, рядом с ним молодую женщину. Они мастерили скамейки из свежесрубленных молодых березок. Было видно, что это не кладбищенские работники. Когда мы постепенно разговорились, то оказалось, что мужчина - доцент университета, а женщина - его аспирантка. В России существует прекрасный обычай - устанавливать у могилы скамейки, чтобы родные и друзья покойного могли посидеть здесь, побеседовать с ним или с тем, кто пришел его вспомнить. Об этом с дружеской расположенностью рассказали мои новые знакомые. Это была приятная, запомнившаяся мне встреча.
Шестнадцать лет спустя, осенью 1988 года, меня снова потянуло к могиле великого поэта. За это время на могиле поставили небольшую каменную плиту с высеченным на ней профилем покойного и датами его рождения и смерти. Место захоронения превратилось в семейную могилу. По обе стороны от покоящегося здесь поэта были похоронены его жена и сын. На могиле Пастернака лежали крошки хлеба, яблоки и початки кукурузы. Эти продукты на дорогу, как мне объяснили, кладут в знак любви и уважения на могилу покойного. Если мне что и не понравилось, так это то, что такие знаки внимания оказывали только могиле поэта, а не его родным.
В тот солнечный осенний день я и еще несколько человек со мной расположились на грубо сколоченной скамейке. Некоторое время мы просидели в молчании, погруженные в думы, когда к нам подсел просто одетый человек с пластиковым мешочком в руках. Сначала он молчал, потом тихо произнес, как бы про себя: "Нам не хватает Пастернака, он слишком рано ушел от нас". Затем он внимательно посмотрел на нас и на наш явно иностранный вид и спросил, откуда мы. Наш ответ: "Мы немцы из Федеративной Республики" - явно привел его в замешательство. Собравшись с мыслями, он сказал: "Тогда вы были нашими врагами. Я был в партизанах и под Гомелем сражался против немецких захватчиков". "А я вое вал там с немецкой стороны", - пробормотал я в ответ.
Этот короткий диалог у могилы Пастернака дал новую пищу для размышлений всем, кто сидел на лавке, тесно прижавшись друг к другу. Каждый из нас думал о своем. Чуть позже к нам присоединились еще два молодых человека. Когда Пастернак умер, один из них еще учился в школе, а второй был студентом. Он рассказал, что в то время была запрещена любая информация о состоянии здоровья писателя. Но из нелегально распространявшихся листовок можно было узнать обо всем. Так, несмотря на режим строгой секретности, поддерживавшийся официальными властями, стало известно и о смерти поэта. Участию в похоронах помешали тогда только мощные отряды милиции.
Еще задолго до смерти Пастернак сам выбрал место захоронения на маленьком кладбище, которое виднелось из окна расположенной на возвышении дачи. Рядом с этим местом стояло одинокое дерево. Посещение могилы долгое время запрещалось. На близрастущих деревьях даже поставили микрофоны, чтобы записывать разговоры посетителей. Достоверность этих утверждений, конечно, нельзя было проверить. Но, учитывая описанное отношение к Пастернаку со стороны властей, акции по подслушиванию в принципе были вполне возможны.

Нет комментариев

Нет комментариев пока-что

RSS Фид комментариев в этой записи ТрекБекURI

Оставьте комментарий