Психологическая перестройка

Для осуществления внутренней психологической перестройки необходимо проявить много терпения. Вполне обосновано беспокойство, что развитие может выйти из-под контроля. Русские опасаются, что из недр коммунизма может вырасти воинствующий национализм, который приведет к разгулу разрушительных сил. Нигилистические и анархические черты в русском народном характере проявлялись и раньше - в периоды смуты и неопределенности. Русские называют такие проявления стихийностью, которая может вылиться в анархистскую одержимость саморазрушением. В истории можно найти немало примеров, иллюстрирующих это явление. Демонстрация 1 мая 1990 года на Красной площади, закончившаяся вызовами властям, - один из таких примеров. Весной 1990 года мне довелось увидеть на улицах Москвы гнусные, оскорбительные карикатуры на Горбачева, которые невозможно себе представить в условиях свободного Запада.



Значит ли это, что Горбачев слишком сильно отпустил вожжи? Не переоценил ли он возможности постепенной демократизации, разумного привыкания к свободе действий? Видимо, после десятилетий власти, зиждевшейся на строгом контроле и жестоком подавлении, неожиданное изобилие свободы может переварить не каждый. Маятник качнулся в другую сторону. Резко возросла преступность. Взяточничество, скрытое или явное, существовало всегда. Ныне же воровство, разбой, рэкет, разрушение общественных учреждений и преступления, связанные с насилием всякого рода, стали будничными явлениями. Приходится задумываться, когда тебе точно так же, как в Нью-Йорке или Сан-Пауло, с наступлением темноты не советуют посещать опасные кварталы. Сравнивая свои прежние поездки в СССР с нынешними, я вынужден был каждый раз отмечать, насколько плохо теперь обстоит дело с общественным порядком.
Президентский пост формально дал Горбачеву полноту власти, которой не было ни у кого из его предшественников, включая Сталина. Народ ожидает от него перемен к лучшему.
Один мой московский знакомый заметил как-то с горьким сарказмом, что все это напоминает ему нравы царской России. Если царь приближался к мужику, то тот падал перед ним ниц и норовил поцеловать ноги божьего помазанника, обутые в бархатные сапоги, убранные алмазами. В благодарность царь ставил ему на шею ногу и, если был в настроении, бил его хлыстом. Мужик был доволен. Он знал, что царь - его господин, приказывающий ему, что надо делать. Он может и наказать, если мужик этого заслужил. Но он и позаботится о нем. Одним словом, мужик жил под его защитой. В старой России, по мнению моего знакомого, существовало определенное отношение господства и подчинения, считавшееся вполне естественным. Рассказывают, что, когда в России в 1861 году отменили крепостное право, многие крестьяне просили у своих господ разрешения остаться у них и по-прежнему выполнять все их приказания, ибо это было бы лучше для них и их семей. Насколько эта психология еще жива в людях, отмечал мой собеседник, видно из требования навести порядок железной рукой.
Нестабильность обстановки вызывает и другие реакции. Лишенные монополии на власть, некоторые партийные аппаратчики заявляют, что все беды происходят от того, что партия не может более выполнять функции главного стража порядка. Они требуют восстановления старых порядков, в чем их поддерживает номенклатура, которая надеется таким образом спасти свои привилегии. Такие требования вполне могут найти своих слушателей. Если распад государственной власти будет продолжаться, то партия может вновь обрести массовый приток новых членов, чего не было в последние годы.
Короче, Советский Союз нуждается в новой государственной структуре, которая должна отражать и новое существо власти. Потребность в этом будет возрастать по мере того, как волна националистических выступлений, бушующая повсюду, будет подниматься все выше и выше. Отдельные районы страны после периода потрясений и сепаратистских искушений быстро поймут, что из экономических и политических соображений им выгодно входить в состав более крупного государственного образования. Федералистская конституция закрепит за ними право на отдельное существование. ФРГ, США или Швейцария могут служить примерами решения такого вопроса. Возможна и свободная форма объединения отдельных государств, высший орган в котором имел бы не столько исполнительные, сколько представительные функции, как, например, в Британском содружестве. Я, однако, сомневаюсь в пригодности такой модели для советских республик. Не могу себе представить, чтобы Президент Горбачев согласился на выполнение чисто представительной роли. Кремль - это не Букингемский дворец, и никогда им не станет. Что касается прибалтийских республик, заявляющих, что они никогда добровольно не входили в состав СССР, что их аннексировали, то я могу себе представить форму их экономической ассоциации с СССР.
После бурной фазы поисков, в ходе которой дело может дойти до попыток регионального или национального обособления в условиях свободы действий, народам СССР должна быть предоставлена возможность объединиться в новую советскую федерацию. Возможно, что будущий Советский Союз очень скоро выберет "дорогу в Европу" и решится на постепенную интеграцию, примкнет к тесно сотрудничающим между собой европейским государствам, вступит в "Европейский союз". Это имело бы весьма желательный символический эффект и не было бы связано со значительными политическими последствиями. Националистические устремления, требования выхода из состава СССР отмечаются и в РСФСР, составляющей костяк СССР. В Москве и за рубежом задаются одним и тем же вопросом: возможно ли согласие между Горбачевым и главой России Ельциным по вопросу о политике реформ?
Наряду с многочисленными тревожными явлениями, в Союзе происходят и позитивные процессы, ускользающие от взгляда человека со стороны. Во многих крупных городах страны вплоть до Сибири происходит объединение людей, стремящихся к обновлению, улучшению положения своей страны. После выборов в местные Советы в марте 1990 года эта тенденция заметно усилилась. Укрепляются связи между отдельными городскими Советами для осуществления наиболее насущных преобразований. С одним из наиболее ярких представителей этого движения заместителем председателя Моссовета Сергеем Станкевичем у меня состоялась оживленная беседа в мае 1990 года. Тридцатишестилетний Станкевич слывет, как я слышал, политическим лидером в Моссовете. Его влияние распространяется далеко за пределами города. Станкевич рассказал мне о своих видениях политических преобразований в стране. При этом у меня не возникло впечатления, что передо мной горячая голова, нет, напротив, он судил очень трезво, хотя и чувствовался политический темперамент. Станкевич считает необходимым создание нескольких партий. Президент государства, то есть Горбачев, должен занимать нейтральную, независимую от партий позицию. Советский де Голль или Вайцзеккер? Верховный арбитр в споре мнений, совесть нации, представитель суверенного Союза, стоящий над партийными разногласиями? Путь в этом направлении пока еще очень далек. К тому же вовсе не ясно, что Горбачев к вершине пройдет в одиночку. У него должен быть по крайней мере один соперник, а завтра - уже два или три. Собеседник из Франции сказал как-то мне: "Советский Союз более не представляет угрозы для Запада, он стал проблемой. А это, пожалуй, гораздо хуже". Иначе, чем китайское руководство, Горбачев рано понял, что экономические реформы должны идти рука об руку с общественными. Экономике нужны творческие люди. Китайское же руководство выступало за то, чтобы китайцы оставляли свой критицизм у порога заводских проходных. В итоге произошла июньская драма 1989 года. Горбачеву пока удавалось предотвращать такие события в своей стране. В то время как решение экономических проблем застряло на полпути, жизнь общества стремительно меняется. Такой разрыв таит в себе угрозу взрыва. Человеку, стоящему во главе государства, остается лишь взывать к разуму или прибегнуть к силе. В партии Горбачеву удалось провести откровенную и очень острую дискуссию. Выборы депутатов в Верховный Совет в 1989 году впервые проходили на многомандатной основе, а заседания съезда стали широким форумом, где царил плюрализм мнений.
Стремления к национальной обособленности подействовали отрезвляюще. Они доказывают, что осторожная децентрализация сама по себе не удовлетворит народы Советского Союза. В этой стране насчитывается более ста национальностей и народностей. Советское руководство вынуждено будет признать, что единство страны может быть сохранено только на основе последовательно осуществляемого принципа федерализма, который должен освободить малые народности от страха перед соседом, в первую очередь перед подавляющим численным превосходством русским. В такой гигантской стране демократия и федерализм являются сиамскими близнецами. Свою точку зрения я обсуждал в июне 1989 года с заместителем директора Института Западной Европы Академии наук СССР профессором Владимиром Шенаевым. В принципе он со мной согласился.
Не менее серьезную опасность таят в себе и социальные конфликты, которые выражаются в форме спонтанного прекращения работы и забастовок и грозят распространением по всей стране, подобно океаническому приливу. Однако этот феномен нейтрален по отношению к системе: и в других странах, таких как Греция, Испания или, например, южноамериканские государства, переход от диктатуры к демократии сопровождался забастовочной борьбой. Новые свободы стремятся к самоутверждению; при этом крайности неизбежны в первую очередь тогда, когда социальные проблемы в течение десятилетий силой загонялись вглубь. Они, естественно, обостряют кризис в снабжении и легко могут спровоцировать появление призывов к возврату власти "сильной руки" не только в консервативных партийных кругах, но и в толпе. Ответных ударов из лагеря консерваторов можно ожидать и с другой стороны. Будут бунтовать функционеры, у которых отняли их привилегии, протестовать - экономически ущемленные, оказывать сопротивление - страдающие от социальной несправедливости. При старом раскладе политических сил ЦК или Политбюро положили бы в итоге конец не в меру активной деятельности главы партии: вернули бы страну в состояние застоя. Однако оба этих мощных в прошлом органа партии утратили свое былое влияние. Лишение власти нового президента уже вряд ли возможно без решающего участия Верховного Совета
или Съезда народных депутатов. Остается открытым вопрос о том, какую роль сможет сыграть Президентский совет в укреплении позиций главы государства. Общий нестабильный общественный фон не позволяет делать каких-либо трезвых, серьезных прогнозов дальнейшего развития СССР. Опыт истории учит, что развитие идет не по прямой: рывки, изломы, откаты назад являются скорее правилом, чем исключением. Горбачев смог получить большинство только потому, что за Андроповым последовал Черненко. Уже при Андропове короткая фаза облегчения сменилась стагнацией и даже спадом. Может быть, этот громоздкий колосс - Советский Союз - нуждается еще в одном отступлении, чтобы в ходе третьего, более решительного и поддержанного всеми порыва к либерализации, к реформам добиться действительной перестройки. Это означает, что новый строй возникнет лишь тогда, когда рухнет старая система. Но перестройка так же неизбежна, как почти неизбежно сегодня возникновение кризисов.

Нет комментариев

Нет комментариев пока-что

RSS Фид комментариев в этой записи ТрекБекURI

Оставьте комментарий