РАЗРЯДКА НАПРЯЖЕННОСТИ

Мои многочисленные контакты в Москве обусловили необходимость постоянного обмена мнениями с советским посольством в Бонне. Поддержание хороших отношений было полезно для обеих сторон, так как поездки как с формальной стороны, так и по тематике требовали тщательной подготовки. В беседах в посольстве я часто обобщал и углублял то, что мне удавалось узнать во время поездок. К подбору советских послов в Бонне Москва, как мне представляется, предъявляет очень высокие требования. Это обстоятельство показывает, какое значение Советы придают Федеративной Республике.
Я вспоминаю хорошие, дружеские контакты с четырьмя советскими послами на Рейне. В конце шестидесятых годов, когда я готовился к первому визиту в Москву, Советский Союз представлял в Бонне господин Царапкин. Его пребывание на этом посту совпало с переходом правительственной власти от "большой коалиции" во главе с Кизингером к социал-либеральной коалиции во главе с Брандтом. Было время так называемых восточных договоров, сердцевиной которых стал подписанный Вилли Брандтом и Леонидом Брежневым в августе 1970 года Московский договор. Он открыл дорогу заключению других аналогичных договоров, целью которых было продвижение к разрядке напряженности в отношениях и с другими государствами—членами Варшавского пакта.


С Царапкиным, который, к сожалению, не говорил по-немецки, но объяснялся по-английски, отношения складывались не всегда просто. Но это был опытный дипломат, к тому же он обладал хорошим запасом русского юмора, так что мы находили взаимопонимание. Его сменил Валентин Фалин - человек совсем иного рода. До 1978 года у него было много возможностей проявить свое исключительное мастерство. Обладая выдающимся интеллектом, обширными познаниями в области немецкого языка и истории, он быстро познакомился с различными регионами Федеративной Республики и оставил след в немецкой общественной жизни. Он завязал широкие контакты, которые по сей день приносят пользу обеим сторонам. Во время наших многочисленных бесед я восхищался его острым умом и отточенной диалектикой. Поставить его в затруднительное положение было невозможно.
После того, как в августе 1975 года был подписан хельсинкский Заключительный акт, я попросил его объяснить, как он представляет себе выполнение в Советском Союзе положений так называемой "третьей корзины", которые касались защиты прав человека в тридцати пяти странах, подписавших акт. Имея уже некоторый опыт, я не представлял, как будет осуществляться, например, свободный обмен людьми и информацией, иными словами, как произойдет открытие советских границ с Западом. Ведь до сих пор советским гражданам практически не разрешалось посещать западные страны или получать оттуда информацию. С другой стороны, посетители из капиталистического мира привыкли к тому, что их подвергали придирчивому таможенному контролю, как будто все они подозревались в контрабанде наркотиков. Но Фалин вышел из западни с помощью мастерского диалектического хода: решение вопроса о том, что советскому человеку нужно, а что нет, точнее говоря, еще не нужно, связано с "эволюционной" направленностью положений Хельсинкского акта, является длительным по времени процессом, зависящим от многих фактов и часто не поддающихся учету обстоятельств. Это, однако, не помешает Советскому Союзу полностью выполнять хельсинкские решения. Я его внимательно выслушал, но он, судя по всему, понял, что меня не убедил.
В 1978 году, незадолго до возвращения Фалина в Москву, у меня состоялась с ним еще одна, заключительная беседа, в которой мы подвели итог нашему обмену мнениями, продолжавшемуся более семи лет. Фалин был задумчив, почти элегически настроен, когда рассказывал мне, насколько захватила его работа в этой стране и как много усилий она от него потребовала. Так как в то время я регулярно ездил в Москву, мы, естественно, договорились о продолжении наших контактов. Впоследствии я неоднократно встречался с ним в Москве. К тому времени он вошел в своего рода мозговой трест Центрального Комитета по международным вопросам. Там же работали известный в Бонне господин Замятин, впоследствии - посол в Лондоне, и Португалов - один из лучших знатоков Германии, который в шестидесятые годы работал в Бонне.
Мне бросилось в глаза, что Фалин выглядел в Москве не лучшим образом. Положение изменилось при Горбачеве, когда он стал руководителем агентства печати "Новости" - важного информационного центра, осуществлявшего обмен информацией с заграницей. Осенью 1988 года Фалин возглавил Международный отдел Центрального Комитета, где он сменил Александра Добрынина. Добрынина я знаю как человека искушенного и как большого доку в языке. Он оказывал исключительно большое воздействие на формирование политической позиции Москвы и имел широкие полномочия. До того, как стать заведующим Международным отделом Центрального Комитета, Добрынин более двадцати лет был послом в Вашингтоне. Я считаю важным, что вместо эксперта по англосаксонскому региону во главе Международного отдела стал человек, обладающий прекрасными знаниями и большим опытом работы в Федеративной Республике. Господин Фалин был и остается для нас в Москве фигурой особо важной, так как его контакты с Федеративной Республикой ценятся здесь очень высоко. Широким кругам немецкой общественности он стал известен и как опытный журналист.
В Бонне Фалина сменил в 1978 году Владимир Семенов, о котором я уже здесь рассказывал. Он, вне всякого сомнения, принадлежал к "старой гвардии" и золотому фонду московских профессиональных дипломатов. После смерти Брежнева, когда в 1982 году у руля страны встал Андропов, способный политик, готовый к проведению реформ, Семенов вздохнул с заметным облегчением. Он, видимо, хорошо знал его и много мне о нем рассказывал. Как и многие другие, Семенов ожидал радикальных перемен.
Я уже упоминал о таком ценном качестве Семенова, как способность даже после трудных переговоров перейти к дружеской беседе, например об искусстве. Многие годы я был свидетелем того, с какой добросовестностью он выполнял роль защитника интересов Москвы в качестве официального представителя своего правительства. Часто при этом возникали весьма деликатные ситуации, как, например, после вступления советских войск в Афганистан или после решения бундестага о довооружении и размещении в Федеративной Республике направленных против его страны ракет "першинг".
Наши многочисленные встречи значительно обогатили меня. Как уже говорилось, даже в труднейших конфликтных ситуациях мы сохраняли уважение друг к другу. После отъезда Семенова из Бонна мы сохранили хороший контакт и встречались по различным поводам как в Советском Союзе, так и в Федеративной Республике.
Главой советского дипломатического ведомства стал между тем Эдуард Шеварднадзе. Со вступлением его на пост министра иностранных дел после Громыко заметно изменились стиль и содержание политики. Я несколько раз имел возможность наблюдать Громыко во время его визитов в Бонн: и когда он приезжал в качестве сопровождающего Генерального секретаря Брежнева, и с самостоятельными визитами. В моих глазах он олицетворял стремление к конфронтации, к сознательной демонстрации силы как основной линии советской внешней политики. Я только однажды имел возможность поговорить с ним. Случай представился во время обеда, организованного в его честь федеральным правительством в замке Гимних. Мне бросилось в глаза, что он мало интересовался вопросами экономической политики, да и знания его в этой области, судя по всему, были весьма ограниченными. По сложившемуся у меня впечатлению, вопросы на эту тему вызывали у него скорее неудовольствие. Таким образом, понимания и тем более новых импульсов для нашего сотрудничества с этой стороны ожидать было нечего.
Тогда же, во время открытия президентом Рейганом Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке, произошла, может быть, малозаметная, но, с моей точки зрения, характерная сцена. Следует заметить, что это был период, когда сверхдержавы во весь голос сваливали друг на друга ответственность за сохранение напряженности в мире. Неожиданно в присущей только ему неподражаемой манере президент Рейган прервал, якобы уступая внезапному озарению, но наверняка запланировав это заранее, свою речь на тему "Мир во всем мире" и обратился прямо к Громыко. "Господин Громыко, - сказал он с подкупающей непринужденностью, - Вы сидите здесь перед нами, в непосредственной близости от министра иностранных дел США Шульца. Вас отделяют друг от друга всего два ряда. Если вы повернетесь, вы даже сможете подать ему руку. Давайте же говорить друг с другом!" Телевидение попеременно показало крупным планом дружелюбное спокойное лицо президента Рейгана и замкнутого, мрачного Громыко, у которого к лицу явно прилила кровь, а на его славянских скулах заиграли желваки. Ни жестом, ни движением Громыко не выказал и намека на согласие. Но так как Громыко всем был известен почти тридцать лет, другой реакции, судя по всему, никто и не ожидал. Все эти годы он постоянно с уверенностью говорил "Нет!" - тоже своего рода предсказуемость в действиях, хотя и негативная. И вот теперь в его кресле сидел грузин - Эдуард Шеварднадзе. Я давно заметил, что Москва соблюдает определенные пропорции при распределении постов, в том числе высших, между представителями различных национальностей. В результате часто однотонная и однообразная картина приобретает приятную - по крайней мере при взгляде со стороны - красочность, прежде всего за счет выходцев из южных республик. Это ощущение, видимо, сродни тому, которое испытывают сдержанные жители Северной Европы при виде южан, занимающих некоторые посты, например, в органах ЕС, хотя и это не является правилом. К примеру, воспитанник иезуитов Иосиф Виссарионович Джугашвили (Сталин) был родом из Тифлиса; то есть он тоже был грузин, как и Шеварднадзе. И все-таки трудно представить себе большую противоположность, чем эта.
Действуя целиком в духе Горбачева, Шеварднадзе стремится ликвидировать деформации в советской внешней политике, восходящие к эре Сталина. В ходе бесед с ним у меня сложилось впечатление, что, в отличие от Громыко, он не только хорошо информирован в вопросах экономики, но и проявляет к ним большой интерес. Это и не удивительно, если учесть, что дела в этой области в Советском Союзе обстоят из рук вон плохо и решение важнейших проблем снабжения населения практически превратилось в пробный камень всей программы реформ. В стране с централизованным планированием нужно с самого начала исходить из того, что экономика и политика неразделимы. Это обстоятельство дает, с одной стороны, возможность путем интенсификации экономического сотрудничества косвенным образом оказывать воздействие на продвижение вперед и в области политики. При Горбачеве в этой области стали проявляться определенные приоритеты. Мне, однако, пришлось сталкиваться и с тем, что, когда стрелка политического барометра смещалась к критической отметке, качались и хорошо отлаженные экономические контакты. Наиболее ярким примером может служить 1983 год, когда в Федеративной Республике дебатировались решения НАТО о довооружении и речь шла о том, чтобы на немецкой земле разместить американские ракеты "першинг". Посол Семенов использовал любую возможность, чтобы в любезной, но тем не менее достаточно ясной форме подтолкнуть меня к посредничеству в Бонне с тем, чтобы воспрепятствовать принятию данного решения. Он напомнил, что уже длительное время я предпринимаю большие усилия по улучшению взаимных контактов в интересах заключения крупных экономических соглашений и это мне в значительной степени удается. Теперь он вынужден разъяснить мне, что такие успехи впредь будут невозможны, если не удастся отговорить федеральное правительство от реализации своих планов. Выше я уже рассказывал, какую драматичную тональность - конечно же, в соответствии с имевшимся поручением из центра, - он придал нашей беседе накануне дебатов в бундестаге. Если в отдельных случаях такая реакция порой создавала неприятные ситуации и отягощала обычно нормальные деловые отношения, то я все же должен сказать, что за все двадцать лет переговоров не было ни одного случая, чтобы эти отношения прерывались. "Радиомолчания" и тем более безмолвия для меня никогда не существовало. Благодаря личным контактам мы всегда находили возможность продолжать переговоры, хотя предпосылки для них не всегда были благоприятными.

Нет комментариев

Нет комментариев пока-что

RSS Фид комментариев в этой записи ТрекБекURI

Оставьте комментарий