Зона «К»
В ходе децентрализации управления в районе Калининграда был создан ряд учреждений, призванных изменить со временем его статус. Предусматривается, в частности, что после заключения соглашений о разоружении военно-морская база Калининграда сможет использоваться и для торгового флота. Калининград - незамерзающая гавань, географически очень удобно расположенная. Есть план использовать город для успешного сотрудничества между Востоком и Западом. По предложению соседних Скандинавских стран Балтийское море после объединения Германии и десятилетий конфронтации могло бы стать внутренним морем интенсивного экономического сотрудничества. Возросшая уверенность в себе активной части населения в районе Калининграда производит сильное впечатление. Большей частью это русские, родившиеся там после войны. Они поняли свои шансы, придавая району новую целевую установку, новый собственный облик. Они заняты поисками путей международного сотрудничества, прежде всего с немцами. Послевоенные поколения, в отличие от своих родителей, не испытывают никакой неприязни к немецкому прошлому этой части Восточной Пруссии.
В связи с этим позволю себе высказать ряд замечаний относительно появившихся сообщений, что якобы советским немцам, рассеянным Сталиным почти по всему Союзу, было предложено селиться на бывшей германской территории вокруг города, не говоря уже о том, что такие попытки могут быть истолкованы как регерманизация этой области. Советские немцы не горят пока желанием направляться туда. Из двух миллионов советских немцев более миллиона родом с Волги. Они требуют восстановления своей автономной республики, откуда были изгнаны в 1941 году. Несмотря на решение Верховного Совета от 28 ноября 1989 года и создание Комиссии Совета Министров СССР от 25 декабря 1989 года, определивших предпосылки для восстановления автономии в районе Волги и переселения, надежды немцев постоянно падают. Стало ясно, что автономной республики немцев Поволжья, видимо, не будет. Обещанного возмещения ущерба, причиненного Сталиным, наверное, также не произойдет. Для советских немцев, которые на протяжении поколений честно служили стране и предпочли бы там жить в достойных условиях, нежели возвращаться на родину своих предков в Германию, - это горькая истина. Еще не ясно, станет ли в результате продолжающегося обсуждения район Калининграда альтернативой Поволжью. Не исключено, что проживающее там русское население могло бы и принять их, ибо немцы слывут трудолюбивыми людьми. Во время моего посещения в июле 1990 года Москвы я отметил, что в некоторых советских организациях с сочувствием воспринимаются проблемы советских немцев. Но они до сих пор не решены, что вызывает неудобства у заинтересованных инстанций. Но это слабое утешение. Что касается создания индустриальной зоны Калининграда, то занимающиеся этой проблемой советские органы считают, что основные предпосылки для создания такой зоны имеются. События в Прибалтике приобрели сейчас прежде всего политический характер, в результате чего проблема Калининграда отступила на второй план. Тем не менее осмотрительно налаживаемая организация сотрудничества западных фирм с предприятиями в районе Калининграда и создание смешанных предприятий считаются целесообразными. Проживающие там русские преисполнены решимости способствовать развитию этого края на началах максимальной самостоятельности. В мае 1990 года я получил от мэра Калининграда официальное приглашение посетить город. Этому предшествовали подготовительные встречи с представителями области в Москве, а также беседы в соответствующих организациях центрального правительства. Поскольку Калининградская область является закрытой зоной, для ее посещения потребовалось специальное разрешение, получить которое оказалось делом непростым. Некоторое время, правда, туристы имели свободный доступ, но вскоре по ходатайству военных в Москве это право было отменено. Наконец я получил разрешение и с небольшой делегацией "Дойче банк" в середине июля направился туда самолетом. Как известно, на востоке область граничит с Литвой, а на юге - с Польшей. Прямого доступа по суше к этой части Российской Федерации нет. Следует добавить, что незадолго до нашей поездки парламент РСФСР (14 июля 1990 г.) решил постепенно ввести в Калининграде и ряде других городов статус особых экономических зон. Пребывание в этом районе для меня было связано с особыми воспоминаниями. В апреле 1945 года после ранения я останавливался здесь на пути в госпиталь в Копенгаген. Как я и ожидал, трехдневное пребывание в городе произвело на меня глубокое впечатление. От собора, находившегося раньше в центре старого города, остался лишь каркас, который после уничтожения остальных достопримечательностей этого некогда красивого города производил впечатление мемориального памятника посреди пустынного ландшафта. После осмотра соборных руин мы вместе с русскими надолго задержались у полностью сохранившейся могилы Иммануила Канта, расположенной под защитной крышей сбоку собора. Между нами завязался короткий диалог, смысл которого состоял в том, что русским и немцам, причинившим друг другу столько страданий именно в этом месте, спустя 45 лет следовало бы найти дорогу к примирению - в духе Канта, которого одинаково высоко чтят как немцы, так и русские. В связи с тем, что власти Калининграда планируют создание Фонда Канта, я предложил днем учреждения Фонда избрать 22 июня 1991 года, день пятидесятой годовщины нападения гитлеровской армии на Россию. Конечно, я должен принять участие в создании этого Фонда. Статус особой экономической зоны в Калининградской области может со временем трансформироваться в зону свободной торговли, что позволит использовать это место не только для обмена людьми и товарами, но и идеями в европейском духе. Мне стало известно, что многие русские не согласны с названием "Калининград". Один из моих собеседников предложил назвать город просто "Кант".
Но вернемся к тому, что тщательно скрывалось от постороннего взгляда и что мне удалось увидеть еще. Наряду с Мурманским военным округом и рядом других закрытых военных зон гигантской империи был и советский полигон Байконур, на котором удалось побывать только одному западному государственному деятелю. Еще в 1986 году Советы предложили мне побывать на знаменитом космодроме в далеком Казахстане. Вероятно, меня на месте хотели проинформировать о возможностях совершения коммерческих или научных космических полетов с использованием советских ракет, если к ним будет проявлен интерес на Западе. Естественно, это предложение казалось мне очень заманчивым. Но такого рода сотрудничество я считал пока преждевременным. В те годы население Федеративной Республики проявляло большую озабоченность, даже страх, в связи с угрозой, которую несли с собой ракеты СС-20. Число пусковых установок этих ракет неуклонно наращивалось как раз в азиатском регионе. Перспектива изменить ситуацию и использовать в этих целях мой визит, то есть показать, что такая угроза может превратиться в свою противоположность - в совместное использование русскими и немцами космоса в мирных целях - была, конечно, ободряющей, но весьма проблематичной. Советы с пониманием отнеслись к моей нерешительности и выразили надежду, что в ближайшем будущем смогут продемонстрировать надежность и точность функционирования своей космической службы, имея в виду, конечно, немецкие заказы, оплачиваемые в твердых западногерманских марках.
После того, как я согласовал свой визит в Бонне, в конце 1987 года мы договорились, что в марте 1988 года я буду присутствовать в Байконуре на старте коммерческой ракеты-носителя. Моим сопровождающим на сей раз был Александр Дунаев, директор Главкосмоса - государственной организации, отвечающей за использование космоса в мирных целях. Дунаев был опытным организатором. В течение многих лет он присутствовал на стартах ракет и добился в своем деле большой сноровки.
Мои хозяева постарались и организовали специальный авиарейс для меня и сопровождавших меня лиц, в том числе съемочной группы телевизионной компании ВДР и нескольких немецких журналистов. Я настоял именно на таком сопровождении, чтобы не возбудить подозрение, будто за спиной США собираюсь получить информацию о советских космических исследованиях. США тогда еще не оправились от шока, вызванного катастрофой "Челенджера", и на наши контакты с СССР реагировали весьма болезненно. Насколько глубоким было это подозрение, я убедился во время посещения госдепартамента США, в ходе которого речь шла также о нашем сотрудничестве с Советским Союзом. До самого отлета в далекую азиатскую республику из-за обычных для Москвы препирательств различных ведомств было не ясно, смогут ли журналисты вообще полететь с нами. Окончательное решение принял министр иностранных дел Шеварднадзе лично, который за день до вылета пригласил меня к себе.
В сопровождающие мне назначили исключительно видную фигуру - генерал-полковника авиации Германа Степановича Титова. Он сразу же мне понравился. Это старейший космонавт в длинном ряду космических пилотов, которых Советский Союз посылал на околоземную орбиту. Он прошел подготовку вместе с первым космонавтом, Гагариным, и совершил в 1962 году успешный полет в космос. Под руководством Героя Советского Союза, ветерана космонавтики, мы осмотрели Центр подготовки космонавтов в Байконуре, увидели стандартные скромные домики, в которых космонавты под наблюдением врачей и ученых готовятся к полетам. Герман Титов показал нам узкие нары, на которых он вместе с Гагариным в тесном помещении проходил "испытание на сон", при этом приборы фиксировали и расшифровывали любое изменение положения тела. Первый исторический полет Юрия Гагарина состоялся 12 апреля 1961 года. В то время Советский Союз значительно опережал США. Только в феврале 1962 года американцу Глену удалось облететь вокруг Земли. Сейчас Глен заседает в сенате конгресса США. В то время я, молодой банкир, находился по обмену в США и лично наблюдал ликование, вызванное этим событием, и состоявшееся на Бродвее веселое шествие. И вот теперь, в Байконуре, я слушал рассказ о временах, когда начиналась советская космонавтика. Космонавт Титов с гордостью показал мне орденские планки, в большом количестве украшавшие его грудь, и альбом с фотографиями о своем визите в Белый дом, который он посетил по приглашению президента Джона Ф. Кеннеди.
Когда мы стояли на наблюдательной платформе, находившейся в нескольких сотнях метров от места старта советской ракеты "Восток", и следили за последними приготовлениями, между нами и этой громадой неожиданно легла снежная завеса. Вместе с нами находилась индийская делегация, так как ракета должна была вывести на орбиту первый индийский спутник, предназначенный для геодезической съемки азиатского субконтинента. Мы стояли, сгрудившись вокруг главы Главкосмоса Дунаева, и смотрели на него вопросительно и с ожиданием. Может быть, из-за неожиданно ухудшившихся погодных условий перенесут время старта? На Дунаева случившееся не произвело никакого впечатления. Он сослался на то, что доля успешных стартов ракет составляет 97 процентов. Кроме того, учитывая тот факт, что траектория ракеты рассчитана до секунды, старт может быть отложен максимум на тридцать секунд. Пока он говорил, мы услышали могучий рев ракеты, которая, несмотря на пургу, точно в назначенное время поднялась в воздух. Мы зааплодировали. А индийский посол в Москве, который наблюдал за стартом, тотчас скрылся в стоявшем рядом автомобиле с радиотрансляционной установкой, чтобы сообщить своему правительству об успешном запуске.
После старта нам показали огромные монтажные ангары, в которых готовились аппараты для новых космических экспедиций. Незадолго до этого я видел сложное и дорогостоящее оборудование НАСА в Хьюстоне (штат Техас) и был удивлен тем, насколько скромным по сравнению с ним было техническое оснащение в Байконуре. Генерал Титов, судя по всему, предугадал мою реакцию: "Мы можем освоить только то, что понимаем", - сказал он и объяснил, что речь идет о ракетах одноразового использования. Они созданы на основе первых межконтинентальных ракет, оборудованы более мощными двигателями и превращены таким образом в надежные космические "грузовики". Хорошо зарекомендовавшая себя техника непрерывно совершенствуется применительно к новым, более сложным задачам. Советы, судя по всему, отказались от имевшей место до сих пор информационной сдержанности по отношению к Западу. Отвечая на вопросы, Дунаев, к нашему удивлению, сообщил подробности, касавшиеся сроков и цен. Один пример: если сегодня какая-то западная фирма выдаст заказ, он может быть выполнен в 1990-1991 годах. СССР готов включить космонавта из Федеративной Республики в советский экипаж, например, в рамках осуществления научного проекта. Можно взять в аренду соответствующую лабораторию на космической станции "Мир". Стоимость -15000 долларов за килограмм переправляемого груза, включая расходы на транспортировку.
Остается только подождать, насколько при таких ценах возможно экономическое соревнование в этой многообещающей области с НАСА или европейским проектом "Ариан". Но эта инициатива достойна всяческого одобрения, так как в течение многих лет мы пытались отговорить Советы от использования таких устаревших форм международной торговли, как компенсационные сделки, и подтолкнуть их к товарообмену, в котором на первом месте стояли бы высокотехнологичные изделия или подобные вышеназванным услуги. Конечно, не исключена опасность демпинга, так как на Западе никто не знает советских калькуляций. Может быть, Советы их и сами не знают.
Наконец, в Байконуре нам показали нечто особенное: созданный совместными усилиями тринадцати стран спутник. Он в первую очередь предназначен для исследования спутника Марса - Фобоса. В этом проекте приняла участие и Федеративная Республика: через немецкое общество исследований. Проект начал осуществляться в 1988 году. Его инициатором является Советский Союз. После визита в Байконур я посетил руководителя этого проекта - профессора Сагдеева в здании его института на окраине Москвы и попросил рассказать мне о сути поставленных исследовательских задач. Сагдеев, который гордится тем, что он единственный из советских ученых, кто является членом общества Макса Планка, разъяснил мне, что только запланированное исследование Марса действительно может претендовать на то, чтобы называться исследованием космоса. Здесь речь идет о межпланетных расстояниях в 200 миллионов километров и более, в то время как увиденный мною запуск в Байконуре был произведен на высоту максимум 300 километров от Земли и является, таким образом, всего лишь маленьким космическим прыжком.
Мой вопрос о том, какую, собственно, цель преследует наука, занимаясь исследованием Марса, дал толчок обстоятельному обмену мнениями по проблеме человек и космос. Например, при исследовании спутника Марса Фобоса ставится задача выяснить, не отломилось ли это космическое тело в геофизически доисторическое время от Марса, или наоборот: не было ли оно притянуто им. Так как ответ меня не удовлетворил, я продолжал настаивать и в результате узнал, что с помощью этого проекта пытаются найти ответ на вопрос и о появлении человека на Земле. После долгого диспута я поинтересовался: ну, а если и таким путем ответ не будет найден? Тут советский ученый неожиданно почти выкрикнул: "Тогда мне придется спросить об этом господина бога!"
Попытка Советов провести крупномасштабное исследование спутника Марса Фобоса окончилась неудачей. Оба спутника, запущенные с Байконура в июле 1988 года, не достигли цели. В оснащении зондов принимало участие Европейское ведомство космонавтики (ESA). "Фобос-2" - общие расходы только на этот проект составили более 850 миллионов западногерманских марок, - все-таки передал снимки Марса, сделанные с расстояния 150 километров. Считается, что по своему качеству они превосходят лучшие американские снимки.
16 Май 2012 17:28
Подписаться