ФРГ и СССР
ФРГ также придется помогать СССР кредитами для осуществления структурной политики. Скорее всего, будут предоставлены государственные кредиты, как это имело место в июне 1990 года при предоставлении под поручительство государства кредита немецких банков на сумму в 5 миллиардов марок. Это позволит Советам "расшить" свои наиболее узкие места без ущерба кредитоспособности. Кредит будет использован, видимо, прежде всего для погашения долгов по поставкам западных экспортеров. Эти долги составляли летом 1990 года 1,5 миллиарда марок германским, а в целом 3,8 миллиарда марок западным поставщикам. В ходе первых переговоров о германском объединении советская сторона поставила вопрос о кредитах. С их помощью должны быть уменьшены материальные потери, которые возникнут для СССР в связи с переходом ГДР из социалистического блока в капиталистический. Сюда же следует отнести и компенсацию за покрытие расходов по пребыванию советских войск в ГДР. К структурным слабостям советской экономики следует отнести и отсутствие в СССР средней индустрии.
Преобладают крупные предприятия, специализирующиеся зачастую на производстве одного изделия, которым обеспечивается весь гигантский Советский Союз. При этом ни о какой гибкости нельзя было и думать. Предпринимательского духа в нашем смысле просто не существовало, да он и не мог возникнуть. Усилившаяся с начала девяностых годов неясность внутригосударственного положения в СССР также вынуждает критически оценивать кредитоспособность. Консультирование и подготовка кадров должны стать для Запада первоочередными в цепи задач по оказанию помощи Советскому Союзу, если рассчитывать на долговременную отдачу от запланированных реформ. Они даже более приоритетны, чем предоставление кредитов, потому что рациональному использованию кредитов - а здесь речь идет о крупных валютных кредитах - тоже надо учиться. Именно здесь в прошлом Советы грешили. Сюда относятся, в частности, вопросы подготовки менеджеров и организации консультаций на предприятиях. Возможно, стоящие в этой области задачи следует формулировать осторожнее. В первую очередь, видимо, речь должна идти пока лишь об овладении элементарными знаниями того, как грамотно вести дела на предприятии, например осуществлять расчеты издержек или проводить сметную калькуляцию. До тех пор, пока нет умения рассчитать даже расходы на единицу продукции, не может быть речи ни о какой общей калькуляции. Какая польза в том, что предприятиям дали возможность действовать под свою ответственность с целью достижения большей эффективности, если у них отсутствует практический опыт, своего рода плодородный слой почвы, на котором могут взойти новые побеги? В отличие от Китая, в Советском Союзе нет опыта, на который можно было бы опереться.
Еще несколько лет назад я имел интересную дискуссию с функционерами, занимающимися плановой деятельностью. Они искали отправные точки для организации планомерного обучения кадров. Я попытался им объяснить, что нельзя в головы людей, как в компьютер, заложить программу нового мышления. Их духовная инфраструктура в течение многих поколений развивалась в прямо противоположном направлении. Ее можно изменять лишь шаг за шагом или "выращивать заново", на что в такой гигантской стране, как Советский Союз, потребуется очень много времени. Весной 1988 года во время переговоров с главой правительства Рыжковым о предоставлении кредита на сумму в 3 миллиарда марок я убедился в том, что тяжелая промышленность лишается приоритетного значения и предпринимаются усилия по улучшению снабжения населения.
Прежде всего, валютный кредит предназначался для улучшения снабжения населения предметами ширпотреба, служил повышению жизненного уровня. Речь шла, однако, не только о радикальной переориентации развития народного хозяйства СССР, следствием чего и явилась просьба о предоставлении кредита. К этому времени шел уже третий год перестройки, а рядовые граждане так и не ощутили ее реальных плодов. Напротив, даже зарубежные гости Москвы замечали, что снабжение населения стало гораздо хуже (и это при этом, что Москва всегда снабжалась лучше, чем другие районы страны). Некоторые продукты повышенного качества вообще исчезли из продажи. Нехватку товаров я и сам наблюдал, в связи с чем я сказал Рыжкову, что понижение жизненного уровня для меня вполне объяснимо: старая экономическая система разрушена, а новая еще не начала действовать. Рыжков заявил мне, что кредит планируется использовать для приобретения оборудования для промышленности, производящей продовольствие и товары ширпотреба. Критическое положение со снабжением должно быть улучшено за счет собственных усилий; он рассчитывает на то, что уже по истечении короткого времени, до конца 1989 года, капиталовложения начнут давать отдачу, положение на потребительском рынке заметно улучшится.
Мне показалось, что ожидание быстрых перемен малообоснованно. Для перестройки и модернизации советской экономики потребуется более длительное время, заметил я. Чтобы поддержать жизнь советских людей на удовлетворительном уровне и избежать кризиса в сфере снабжения, необходимо прибегнуть к временному импорту товаров ширпотреба, пока модернизированная промышленность ширпотреба и продовольствия сможет сама удовлетворять спрос на советском рынке. Моя аргументация не возымела на Рыжкова действия. Он считал, что драгоценную валюту не следует тратить на потребительские товары, которые не смогут в будущем дать отдачу. Использование кредитов для закупки за рубежом потребительских товаров представляется советскому руководству, насколько я понял, неприемлемым и из престижных соображений: уж очень красноречиво оно свидетельствовало бы о слабости советской экономики. В СССР, видимо, сильно опасаются скатиться на положение развивающейся страны. Появлению таких настроений, видимо, немало способствовали и события последней фазы эпохи Хрущева. Все это заставило меня сделать Рыжкову посредническое предложение, которое я охарактеризовал как цельную программу. Валютный кредит частично используется для модернизации советской легкой промышленности, производящей потребительские товары. Советские учреждения должны как можно быстрее выявить отрасли и предприятия, нуждающиеся в модернизации, и помочь тем самым установлению срочных контактов с немецкими предприятиями, производящими оборудование. Другая часть кредита могла бы быть использована для закупки потребительских товаров за рубежом. Как только советские предприятия после модернизации начнут выдавать качественно и количественно новую продукцию, ввоз потребительских товаров из-за рубежа можно было бы постепенно прекращать. Рыжкову, однако, пришелся не по душе и этот посреднический вариант. Он продолжал считать, что валютный кредит нельзя "тратить" на прямую закупку потребительских товаров.
Мы были первыми, кто предложил кредит для улучшения состояния на потребительском рынке. Вскоре после этого аналогичные предложения сделали и наши западные соседи - Франция, Англия и Италия. Русские по-прежнему испытывают трудности при определении наиболее целесообразных форм использования кредитов. Уже раньше случалось, что купленное на эти менее значительные кредиты оборудование простаивало и ржавело под открытым небом на загородных складах. Учитывая большие объемы заявленных весной 1988 года кредитов, я усомнился в том, сумеют ли нынешние политические и хозяйственные власти успешно реализовать их. К сожалению, мои опасения, что кампания по модернизации не сможет помочь хотя бы как-то улучшить дело со снабжением населения, оказались вполне обоснованными. Кризис на потребительском рынке (чтобы он не перерос в социальный или политический кризис) можно разрешить лишь за счет чрезвычайной меры - закупки товаров за рубежом. Очевидно, что дополнительные кредиты приведут к росту внешней задолженности СССР. Однако более важной проблемой, чем финансовая репутация и платежеспособность, является неспособность быстро и эффективно доставить импортные товары потребителю.
Механизм распределения совершенно не развит, распределительная сеть кишит ловкачами, которые перехватывают значительную часть дефицитных товаров на пути к потребителю. Все это с потрясающей силой обнаружилось после землетрясения в Армении, когда западные страны предоставили жертвам катастрофы значительную помощь в виде различных вещей, частично доставлявшихся непосредственно в район бедствия. Гласность позволила вначале сообщить о бедствии всему миру, после чего Советский Союз согласился на предоставление западной помощи. И тем не менее лишь незначительное количество продовольствия, медикаментов, одеял и одежды поступила непосредственно в распоряжение потерпевших. Большая часть была утрачена из-за бесхозяйственности, попала не по адресу. Ценные продукты и вещи оседали в "каналах", к которым имели доступ аппаратчики в советской столице. Этот горький опыт подтверждает справедливость сомнений в том, удастся ли за счет увеличения объема импорта потребительских товаров улучшить снабжение простых граждан. Если быстрое и эффективное распределение товаров не получается даже в сравнительно небольшом районе с малым населением, терпящим бедствие, то чего же можно ожидать от решения аналогичной проблемы на необъятных просторах страны, население которой хронически испытывает нехватку самых элементарных продуктов и вещей? Пока человеческое и техническое бессилие сочетается с коррупцией, быстрая ликвидация потребительского кризиса представляется невозможной. При всей готовности Запада оказать содействие в проведении реформ необходимо уяснить одно: Советский Союз должен в первую очередь сам побеспокоиться о принятии необходимых решений и осуществлении мероприятий. В целях развития предпринимательства Горбачев в 1987 году дал толчок к созданию кооперативов. Положение на потребительском рынке должно быть улучшено. В результате в сфере обслуживания, торговли, общественного питания достигнуто некоторое оживление. Правительство источало поначалу похвалы в адрес этого движения, а население стало пользоваться новыми услугами. Число занятых в кооперативах выросло с 1987 по 1990 год с 70 тысяч до 4,5 миллиона человек. Однако вскоре потреб. 1телям стало ясно, что кооперативные цены намного выше государственных. Отдельные кооперативы, используя нехватку товаров и отсутствие конкуренции, взвинтили цены. Потребители почувствовали себя обманутыми, обрушились с критикой на новоиспеченных "капиталистов", требовали привлечь их к ответственности. В отдельных случаях дело доходило до рукопашных схваток и более скверных вещей. Поведение этих "любителей наживы" ассоциируется у многих с пропагандируемой рыночной экономикой, дискредитируя ее. Так как описанная ситуация меня живо заинтересовала, я решил навести справки у руководителя Союза кооперативов академика В. Тихонова. Обнаружить его резиденцию оказалось делом нелегким. Она расположена в довольно мрачном районе Москвы, где я еще никогда не бывал. Получив его адрес, я не сразу решился подняться на второй этаж, где находилась его приемная, ибо здание было еще не достроено, выглядело запущенным, что вызвало у меня сомнение, по адресу ли я попал. Перед подъездом стояли восемь-десять молодых здоровых парней, которые в этой обстановке выглядели просто угрожающе. Мне объяснили, что парни специально "накачивали" себе мускулы в спортивных кружках, и провели наконец в скудно освещенное помещение, обстановка которого даже по скромным московским меркам была убогой. Я познакомился с президентом Союза Тихоновым, его заместителем Гольцманом и другими сотрудниками и нашел их весьма симпатичными людьми. Однако в целом наша встреча живо напомнила мне картину, виденную мною в одном из музеев Италии и изображавшую раннехристианскую сходку в катакомбах Рима. В выражении лица Тихонова было что-то заговорщическое, почти фанатичное. Чувствовалась большая одержимость, улыбки были бы здесь неуместны. Тихонов подробно рассказал о развитии движения, которое в 1989 году уже достигло оборота в 40 миллиардов рублей, жаловался на отсутствие помощи со стороны правительства, о повседневной угрозе физической расправы. Коснулся он и вопроса о "пороках" кооперативного движения. В ответ на его предложение высказаться по этому вопросу я отметил, что Союз должен считать своей задачей удаление из своего стада "черных овец" или исправлять их неправильное поведение. Кооперативы - авангард рыночной экономики, экономической системы, ориентированной на нужды населения, и поэтому у них есть все шансы стать пионерами новой эпохи. Защищать "плохие" кооперативы, безусловно, неправильно, заметил я. Необходимо обеспечить гласность в действиях кооперативов. Это снимет с них подозрения в несправедливом ценообразовании. Им принесет успех, если они будут предлагать свои услуги в более дружелюбной манере, к чему советские потребители не привыкли. Все это показывает, как трудно воспринимаются законы рынка. Другая гигантская проблема - это конверсия в оборонной промышленности. Руководитель комиссии по вопросам конверсии академик Авдиевский, а также давно мне знакомый Андреев так объясняли сложности этого процесса. Огромные военные заводы являются государственными предприятиями, изготавливающими гражданские изделия лишь в исключительных случаях. Так обстоит дело и в США, только там речь идет о децентрализованных частных фирмах, обладающих опытом изготовления и сбыта товаров ширпотреба. При всех трудностях процесса конверсии на Западе отдельные предприятия там не зависят от государства и обладают достаточной свободой и гибкостью, чтобы самим отвечать за судьбу предприятия. Конверсия приобрела для СССР огромное значение, о чем свидетельствует и участие СССР в международной ярмарке по вопросам конверсии весной 1990 года в Мюнхене.
Постоянно возникает идея "второго издания" плана Маршалла для восточноевропейских стран и прежде всего для СССР - в форме предоставления помощи капиталом. Я отношусь к этому скептически. Очевидно, что снабжение продовольствием, экономическое положение вообще стало очень плохим, приняло почти угрожающий характер. Почти повсеместная бесхозяйственность рождает в головах некоторых людей, занятых проведением реформ, массу всяческих сногсшибательных предположений или же приводит к увлечению цифровой эквилибристикой.
В Советском Союзе, где экономические реформы более всего нужны, в публичных выступлениях очень сдержанно отзываются о плане Маршалла. Мы должны это учитывать. Для других государств Восточной Европы, вступивших на путь реорганизации экономики, такой вариант, возможно, был бы приемлем. По политическим соображениям СССР должен играть в длительном процессе преобразования Европы роль дееспособной державы, сознающей свою ответственность в мировой политике. Вспомним хотя бы о Китае. Особая экономическая и социальная обстановка в СССР требует от нас высокого уровня понимания и знания страны для правильных оценок. Ситуацию в этой стране нельзя сравнить ни с какой другой страной. Проблемы, возникающие в результате объединения Германии, кажутся по сравнению с проблемами СССР минимальными. Финансовые вспрыскивания, как бы в них ни нуждался СССР, не помогут ему ни в коей мере. Необходима кооперация в самом широком смысле этого слова и на длительный период. Характер реализации программы должно определять советское руководство. Когда я разговаривал об этом с Петраковым, то он отверг как фальшивку сообщение о том, что он якобы не исключает помощь Запада в форме плана Маршалла. Он подчеркнул, что, как бы ни важна была помощь Запада для осуществления экономической программы, она должна осуществляться на базе паритетного сотрудничества между партнерами. Прощаясь, добавил: "Уважайте нашу гордость!"
Член Президентского совета А. Яковлев выразил эту мысль очень четко, указав на роль СССР как сверхдержавы и фактора стабильности в мире: "То, что нам предстоит решить, отвечает и интересам Запада. Мы не просим милостыню". Здесь было бы уместно спросить: какие меры принимает руководство страны, чтобы и впредь оставаться на уровне столь высоких задач?
16 Май 2012 17:20
Подписаться