ПЕРЕУСТРОЙСТВО ЕВРОПЫ И СОВЕТСКИЙ СОЮЗ

За прошедшие десятилетия - это отражено и на страницах книги - много путей связало меня с Россией. Мотивы, которыми я руководствовался все эти годы, были так же различны, как и атмосфера, царившая во время моих встреч с советскими людьми. Темы моих бесед и впечатления непрерывно менялись. Отношения не всегда были дружественными. Надежда, что когда-нибудь наступят лучшие времена, порой казалась несбыточной. Любая намеченная встреча зависела от капризов политического климата. Причиной этого, естественно, меньше всего были мои беседы, и возникали они не на моем уровне. Большей частью неприятности проистекали из-за изменений политической ситуации в мире. Сейчас самое время исследовать, когда причиной политических катаклизмов в отношениях Восток - Запад являлись объективные события, а когда - взаимное недоверие или непонимание. Часто взаимное отчуждение вызывалось простыми недоразумениями. Все это стало теперь историей. Глава под названием "Холодная война" закончилась и может быть отдана ученым для изучения. Как будут развиваться события далее? И прежде всего каковы будут отношения между великими державами - СССР и США, в которых острее всего проявляется противостояние обоих блоков, подчиняющее себе все остальные политические проблемы? Целое поколение людей сформировалось на Востоке и Западе под влиянием враждебности между Советами и США, Восточной и Западной Европой. Многие испытали на себе проявления этой враждебности. Комплекс противостояния за последние почти сорок лет глубоко укоренился в нашем сознании. Сейчас нужны новые ориентиры, программы, устремленные в будущее.
В начале 1990 года заместитель государственного секретаря США Иглбергер пролил прощальную слезу по "холодной войне", заявив с сожалением, что тогда в политике все было гораздо проще: четкие границы лагерей, ясная обусловленность событий.


Десятилетиями создававшиеся образы врагов выработали у нынешних контрагентов свою динамику поведения. Начавшаяся новая эпоха вызвала растерянность и смятение. Американский президент Буш высказался по этому поводу уже 17 июля 1989 года. Выступая в Лейденском соборе в присутствии голландской королевской четы, он призвал к тому, чтобы использовать исторический шанс для преодоления раскола Европы, который проявился в новой обстановке. Он сослался при этом на послание, с которым Михаил Горбачев обратился к семи участникам парижской встречи в верхах 14 июля 1989 года. Лейденское обращение американского президента заставляет лишний раз вспомнить, как в этом веке, который мы называем американским, в результате двух ужасных войн, стоивших более шестидесяти миллионов человеческих жизней, Европа оказалась разделенной. Первая мировая война, начавшаяся в августе 1914 года, явилась результатом чрезмерного националистического мышления в европейских государствах. Оно уходит корнями в XIX век. Враги Германии, слишком ослабленные, чтобы победить ее своими силами, вынуждены были обратиться за помощью к США. Вопреки доброй воле американского президента Вильсона и его программе "14 пунктов", в Евpопе было достигнуто примирение, которое, однако, не давало надежды на длительный мир на континенте, ибо оно игнорировало политические и этнические реальности.
Для Гитлера, продукта Версальского мира, не составляло особого труда поднять массы, чтобы "смыть" причиненный позор. Вторая мировая война была лишь вопросом времени, времени, необходимого для ремилитаризации Германии. И вновь вынуждены были вмешаться США, чтобы помочь одержать победу демократиям. Весной 1945 года тяжелобольной американский президент Ф. Рузвельт поддался влиянию И. Сталина и согласился на раздел Европы на советскую и американскую зоны влияния. Так было закреплено господство Советов над Восточной Европой от Буга до Эльбы. Обоим американским президентам - как Вильсону, так и Рузвельту - нельзя отказать в добрых намерениях по отношению к Европе. Однако обоим не хватало опыта, глубоких знаний европейской истории и этнических структур Старого Света, чтобы принимать правильные решения. Однако США нельзя упрекать за это. Гораздо уместнее было бы обратить критику в адрес европейцев, которые несут наибольшую ответственность, допустив дважды за столетие две самоубийственные войны. Осенью 1989 года казавшиеся невероятными революционные перемены изменили послевоенное положение в Европе. После 75 лет ожидания-с 1914 по 1989 год - Европа оказалась перед исторической задачей - полной перестройки всех политических и военных реальностей. Перед задачей, как выразился президент Буш, преодоления раскола континента. В 1946 году, выступая в Цюрихе, Черчилль уже упоминал "Соединенные Штаты Европы", как бы давая понять, что необходимо ревизовать Ялтинское соглашение 1945 года. Де Голль говорил о "Европе от Атлантики до Урала". Михаил Горбачев говорит о "европейском доме", Миттеран - о "европейской конфедерации". Уже диапазон этих высказываний показывает всю масштабность переустройства европейского мира. Однако у всех этих программ есть и общая "незнакомая величина": роль и значение, которые должен, может и будет играть в этих программах СССР.
Естественной границей Европы на западе является Атлантика. На востоке этой границей не может быть восточный предел Польши, тем более что исторически она зафиксирована лишь недавно. Объявление восточной границы по Уралу означало бы лишь демонстрацию незыблемости наших прежних школьных знаний по географии. Из бесед с советскими гражданами я почерпнул, что они считают границу по Уралу слишком тесной для понятия "Европа". РСФСР простирается до Владивостока. Ее новый руководитель Борис Ельцин наверняка не согласился бы с делением республики границей по Уралу. Поэтому я предложил бы пока восточную границу Европы точно не фиксировать. Для этого нет ни повода, ни срочности. Пусть вопрос останется открытым. Это тем более справедливо потому, что мы сейчас осуществляем тесное экономическое сотрудничество через границы и стремимся на Западе к наднациональной политической интеграции. Закрепление границ означало бы возврат к национально-государственному мышлению, столь характерному для XIX века. Опасность проведения "границы благосостояния" на востоке я, правда, усматриваю в том случае, если в результате объединения обоих германских государств жизненный уровень ГДР сравняется с западным, в то время как Польше и СССР придется гораздо труднее в обеспечении собственным народам более или менее сносного существования. Готов ли СССР участвовать в европейском процессе объединения? Он не только мировая, но и европейская держава. Он продолжает играть роль державы-победительницы со всеми правами и обязательствами по отношению ко всей Германии. Мы должны признать за СССР и важную роль в процессе сближения обеих частей Европы. Однако уже сейчас мы можем констатировать, что СССР как держава, воспринимавшаяся в течение десятилетий как угроза, меняется на глазах с захватывающей дух скоростью. КПСС утратила свою монополию на власть весной 1990 года. Функции исполнительной власти перешли от партии к государству, в том числе и к вновь созданному наделенному широкими полномочиями президенту. После утраты Коммунистической партией монополии на власть стал вырисовываться широкий спектр многопартийной системы. Никто не может предсказать, как этот процесс перемен отразится на внешнем облике Советов. Призывы к изменению союзной конституции раздавались еще до того, как три прибалтийские республики решились на отделение. А если выйдет Россия, за ней последует и Украина. Что будет с закавказскими и среднеазиатскими республиками? По моим наблюдениям и по высказываниям советских правоведов Богуславского и Лисицына-Светланова, остается лишь один путь - перестройка союзной федерации с предоставлением отдельным республикам большей самостоятельности. Возможен ли переход к более свободному союзу без опасения вызвать осложнения, напоминающие гражданскую войну, какие мы наблюдали в Закавказье? Ведь они неминуемо привели бы к катастрофе всего Союза. Эта тенденция стала, между тем, действительностью. В июле 1990 года я разговаривал с премьер-министром Российской Федерации И. Силаевым. Его я знал давно. Силаев пояснил мне, что у республиканского правительства нет намерения проводить политику, основанную на длительной конфронтации с союзным правительством. Осенью 1990 года планируется обсудить новый Союзный договор. Предлагается предоставить отдельным республикам значительную самостоятельность, правда, в различной форме. По словам Силаева, прибалтийские республики хотят иметь права конфедеративного характера, в то время как Россия стремится к федеративному устройству. Южные республики, прежде всего среднеазиатские, получат более тесную привязку к центру. Получив большую самостоятельность, республики часть своих прав делегируют центру. Это касается вопросов обороны, энергетики и валютной политики. Я согласился с Силаевым в том, что ускорение процесса дезинтеграции, наблюдаемое с некоторых пор, делает крайне необходимой скорейшее заключение нового Союзного договора. Горбачев пытается спасти Союз. В 1924 году была принята Конституция, по которой новое государство должно было стать федерацией, объединяющей различные нации и народности. Сталин и его преемники помешали реализации этой идеи, так и не ставшей реальностью. Вопрос остается открытым: захотят ли народы современного Советского Союза, испытавшие на себе все жестокие последствия авторитарной и бесчеловечной диктатуры Сталина, принять такой конституционный строй?
Однажды я попытался подвести моих советских собеседников к проблеме децентрализации на примере из моей профессиональной сферы. Я рассказал об организационной структуре крупного промышленного концерна с несколькими дочерними предприятиями. Каждое из этих предприятий, сказал я, имеет собственную производственную программу, за реализацию которой оно в условиях рынка несет полную ответственность. Руководство концерна лишь определяет приоритеты и предоставляет ресурсы. Каждое дочернее предприятие отвечает перед руководством концерна. Делегирование ответственности обеспечивает свободу рук, позволяет глубже осознать свою самостоятельность. Отдельный участник концерна не воспринимает себя лишь исполнителем воли далекого центра, которому неведомы местные условия.
Допускаю, что сравнение не очень сильное. Я решил его привести, чтобы раскрыть перед моими собеседниками смысл делегирования ответственности. Но и в данном случае мне пришлось убедиться в том, как тяжело побудить отказаться от привычных шаблонов мышления даже открытых и способных руководителей.

Нет комментариев

Нет комментариев пока-что

RSS Фид комментариев в этой записи ТрекБекURI

Оставьте комментарий