ПЕРВЫЕ ПРИЗНАКИ НОВОГО МЫШЛЕНИЯ
За первой крупной сделкой, совершенной зимой 1969/70 года, спустя несколько лет последовали другие. В 1975 году было заключено крупное соглашение о поставке грузовиков с воздушным охлаждением фирмы "Магирус", тогда еще являвшейся дочерним предприятием фирмы КХД. "Дойче банк" снова провел предварительное финансирование. Эти грузовики предназначались для строительства Байкало-Амурской магистрали (БАМ) - железной дороги, проходившей параллельно Транссибу. Советы собирались с ее помощью облегчить доступ к сибирским месторождениям. Но в то же время эта дорога, безусловно, служила и стратегическим целям. Строительство проходило в исключительно тяжелых климатических условиях, для которых грузовики фирмы "Магирус", завоевавшие известность в Советском Союзе благодаря своей прочности и надежности, подходили как нельзя лучше.
Естественно, наши сделки с Советским Союзом, которые не являлись секретом для других стран, вызывали у наших западных партнеров скепсис, недоверие, а может быть, и определенную зависть. Администрация США относилась к ним критически. Но об этом ниже. Нагляднее всего негативное отношение проявилось в сделке по строительству Ямальского трубопровода, переговоры о котором шли с 1979 по 1982 год. В них принимали участие многие западноевропейские фирмы. США, где критический тон задавал госсекретарь А. Хейг, высказались против этого многостороннего соглашения. Их позиция была весьма жесткой.
Авторитетные американские газеты нередко сопровождали проходивший диалог весьма недружественными комментариями. Главное обвинение состояло в том, что Федеративная Республика и другие покупатели советского газа станут слишком зависимыми от этих поставок, что может позволить СССР в критических ситуациях оказывать на них политическое давление. С другой стороны, оплата поставок газа валютой означала бы, следуя этой логике, пополнение советского военного бюджета. Нельзя сказать, что эти упреки не оказывали никакого воздействия на федеральное правительство и часть немецкой общественности. В конце концов во время нефтяных кризисов 1973 и 1978 годов мы убедились в нашей энергетической зависимости. С 1978 года стратегическое направление энергетической политики федерального правительства состояло в принципе в следующем: ограничить преимущественное снабжение страны нефтью из арабских стран Персидского залива за счет диверсификации первичных источников энергии, таких как уголь и газ, и в то же время путем переключения на поставки нефти из других стран, не являвшихся членами ОПЕК. Была достигнута неофициальная договоренность между федеральным правительством во главе с канцлером Гельмутом Шмидтом и соответствующими отраслями немецкой промышленности - потребителями газа, поставщиками труб и осуществляющими финансирование банками. В соответствии с ней намечались ограничения: советские поставки газа не должны были составлять более 5 процентов общего потребления энергии и более 30 процентов потребностей страны в газе. Этого максимального предела мы должны были достичь к концу восьмидесятых годов. Фактически события развивались в намеченном направлении.
С точки зрения федерального правительства это был трезвый и оправданный расчет. Тем не менее осуществление проекта строительства Ямальского трубопровода серьезно тормозилось из-за критической позиции США. Кстати, американцы были не одиноки в своем скепсисе. Немалое число политиков в Бонне, а также представителей бизнеса разделяло их сомнения. Мой банк, стоявший во главе консорциума, да и я сам все больше подвергались критике. Некоторые банки даже вышли из консорциума. Меня неприятно удивляло прежде всего то, что, несмотря на массированную критику моих действий, ко мне часто обращались с вопросами по поводу того, не мог бы я, используя свои, как предполагалось, хорошие отношения с Москвой, помочь в организации поездки в советскую столицу того или иного высокопоставленного политика. Я узнал также - и это был не единичный случай, - что отдельные банки, которые в сомнительной ситуации отмежевались от консорциума, снова быстренько присоединились к нему, как только над нами рассеялись тучи.
Об общей напряженности политического климата свидетельствует один типичный для того времени случай. В Советском правительстве господина Новикова, отвечавшего за отношения с Федеративной Республикой, сменил заместитель Председателя Совета Министров Леонид Костандов. Он был по образованию химик и работал в химической промышленности. Уже в силу этого он выступал за сотрудничество с Федеративной Республикой в химической промышленности, а также в области энергетики, угледобычи, газа и нефти. В июне 1982 года нам сообщили, что Костандов прибудет для переговоров в Федеративную Республику. Было согласовано несколько встреч и в Бонне. У меня с ним тоже была договоренность. Когда он наконец появился, то показался мне несколько подавленным, и это меня удивило, так как обычно он был открытым, исключительно доброжелательным человеком. Однако я скоро понял, что у него имелись основания для такого настроения. В Бонне, как мне рассказал Костандов, он практически не нашел понимания. Для себя он это объяснял только жесткой критикой со стороны американцев. Возможно также, что здесь сыграла свою роль как раз проходившая в Париже встреча на высшем уровне по вопросам мировой экономики, на которой обсуждалась энергетическая проблема. По мнению Костандова, правительство в Бонне поспешило откликнуться на приглашение президента Миттерана в Версальский дворец и поэтому не нашло времени и не проявило интереса к нему. Он был явно доволен тем, что я счел возможным с ним переговорить. Но у меня, кстати, тоже не было приглашения в Версаль.
В качестве приватного участника переговоров по чисто коммерческим проблемам я, таким образом, снова попал в сложное переплетение политических отношений между Востоком и Западом. Советские партнеры ожидали от меня занятия определенной позиции по вопросам, к которым я, исходя из поставленной передо мной задачи, не имел никакого касательства. Но это можно легко объяснить. В ходе многолетних, почти непрерывных контактов партнеры привыкли к моему постоянному присутствию - будь то в Москве или во время их многочисленных поездок к нам на Запад, которые из-за связанных с этим радостей жизни пользовались у них все большей популярностью. Так постепенно между нами установились доверительные отношения. Но сначала все было по-другому. В конце шестидесятых годов обе стороны вели себя еще весьма скованно. С советской стороны часто давали о себе знать проявления враждебности. Однако круг людей, перед которым стояла задача в силу служебного долга найти пути к взаимопониманию, в семидесятые годы уже проявляли, при всех оговорках, известную непринужденность. Наслоения первых лет исчезали, мы узнали и оценили друг друга, в том числе и в человеческом плане. Но советские контрагенты стремились больше, чем мне этого хотелось, втянуть меня в обсуждение политических вопросов. Да и подозрения, перемежавшиеся с упреками, все еще всплывали. Советским представителям, возможно, казалось удобным обсуждать в моем присутствии проблемы немецкой политики, по которым я ни официально, ни в политическом плане не мог да и не хотел высказываться. Когда им не терпелось выразить недовольство немцами Федеративной Республики, я поневоле становился козлом отпущения, так как был для них в пределах досягаемости.
Весной 1973 года я сообщил об этом федеральному правительству и провел обсуждения в различных министерствах по поводу философии, которой я руководствовался, определяя линию своего поведения на сложном московском направлении. Я считал и считаю, что советским контрагентам следовало объяснять, что Федеративная Республика не хочет пользоваться сомнительной репутацией; более того, ее следует рассматривать как члена западных союзов, чье политическое лицо является неизменным и чьи принципиальные цели не подлежат влияниям извне. Из этого следует: Федеративная Республика была и будет надежным членом НАТО и Европейских сообществ.
Я дал понять федеральному правительству, что данное разъяснение следовало делать не мне, так как я не обладал для этого необходимыми полномочиями, а политическим инстанциям. Я рассуждал так: если такое положение будет раз и навсегда признано Кремлем, то у всех нас появится здравая, взаимоприемлемая основа для далекоидущих коммерческих договоренностей, в том числе и в плане интенсификации сотрудничества. Я просил решить в Бонне также и набивший оскомину вопрос о субсидировании процентных ставок, который вновь и вновь настойчиво ставился на переговорах. Решение, как уже говорилось выше, было однозначно негативным. Насколько я мог понять, единства мнений в кабинете в данном случае не было. Однако официальные лица, отвечавшие за финансовые и экономические вопросы, явно склонялись к моей позиции.
Была еще одна трудность во взаимных отношениях, которую надлежало преодолеть. Она вытекала из принципиальных различий наших политических систем: у нас - либеральное, в значительной степени определявшееся частной инициативой хозяйство, там - жестко зарегулированная централистская плановая система. Советские делегаты действовали по поручению правительственных инстанций. В соответствии с показателями пятилетнего плана они должны были исходить из его целеустановок и жестко сформулированного для них поручения.
Довольно скоро мы убедились, что нам не обойтись без более детального изучения функционирования советской системы, для того чтобы иметь возможность правильно оценивать наших партнеров по переговорам. Иными словами, чтобы понимать их постоянно сбивавшую нас с толку реакцию и образ мышления. Итак, мы стали осваивать мышление и деятельность, определявшиеся пятилетним планом. В Советском Союзе производительность, если тут вообще уместен термин "производительность", в первую очередь измеряется достижением заранее заданных нормативных целей, в то время как качество играет второстепенную роль. Так как сбыт продукции осуществляется путем распределения, рекламации, хотя и редко, но бывают. Что же касается требований потребителей о внесении коррективов в "качество", то это не предусматривается. Каждый отдельный производитель руководствуется нормами своего вклада. Кроме того, продукция считается произведенной после ее регистрации. Этот метод выполнения заданий определяет мысли и действия всех участников процесса производства, вплоть до руководителя. Здесь всего важнее не высовываться. Для этого, само собой, необходима "взаимопомощь". Отсюда прямой путь к коррупции. Михаил Горбачев не только понял это, но и безжалостно предал гласности. Если советская экономика хочет соответствовать требованиям мирового хозяйства, заявил он, то планирование должно охватывать более продолжительный период - минимум десять лет; кроме того, он потребовал, наряду с количеством, также и качества. Осуществление этих идей требует преодоления тормозных механизмов и принятия непопулярных решений. Ответственные за достижение показателей пятилетних планов выработали подходы, диаметрально противоположные задачам повышения качества.
16 Май 2012 17:40
Подписаться