Преодоление «трубного» мышления

Вертикальные, жестко очерченные рамками личной ответственности рабочие процессы направлены на достижение номинальных показателей, с помощью которых можно отчитаться. Вследствие такой практики прямо-таки процветает местнический эгоизм, в том числе на уровне отделов министерств. Так сформировалось своеобразное "трубное" мышление, когда каждый смотрит через узкую трубу своей компетенции на закодированную цель, нимало не заботясь о том, что происходит справа и слева; никаких связей и координации действий по горизонтали, например со смежными отделами или министерствами.
Этот образ мышления культивировался десятилетиями. В его возникновение внесли вклад отраслевые министерства, которым несть числа. Лично мне не удалось определить их точную цифру и установить выполняемые ими функции. Так как речь идет об экономике, управляемой из центра, то, естественно, необходимы соответствующие государственные распорядительные и координирующие органы. Но в таком случае система сама себя приводит на край гибели. Бессчетное число министров и их заместителей влечет за собой огромные расходы. Каждый из них эгоистически борется за собственные интересы и в принципе не оставляет в этой огромной стране никакой возможности для делового, гибкого принятия решений на местах. В результате - вопиющая неэффективность, пользу из которой извлекают исключительно более семнадцати миллионов чиновников и функционеров, имеющих все основания защищать свою синекуру, а она пожизненна. Большинство из них назначено в период Брежнева, то есть находится в среднем возрасте, далеком от пенсионного. Это такой балласт, сбросить который, не вызвав накала страстей, представляется едва ли возможным.



Справедливости ради я должен сказать, что и у нас существует опасность вертикального "трубного" мышления, например в органах государственного управления или в центральных органах управления крупных концернов, хотя в этом смысле им далеко до советских учреждений. В Советском Союзе мы постоянно сталкивались с тем, что, несмотря на централизованное единообразное планирование, между хозяйственными звеньями практически не происходит обмена информацией и уже поэтому не может быть координации производственных процессов. Это, в свою очередь, приводит к тому, что затраты сил и энергии, направляемых на достижение определенной цели, не согласуются между собой. Практические меры часто совершенно не стыкуются, более того, накладываются друг на друга. Вместо повышения эффективности создаются взаимные помехи. Система прокручивается вхолостую.
И с этим мы вынуждены были считаться. Например, многие московские министерства и подчиненные им организации часто выходили на Федеративную Республику с предложениями, не согласовав их между собой по горизонтали. Чаще всего мы знали подоплеку конкретных дел и могли определить партнера с советской стороны. Но так уж повелось, что координация в органах советской администрации не всегда имела место. Поэтому порой неожиданно возникали разного рода трудности или делались оговорки. В таких случаях мы иногда весьма кстати играли роль помощников, чтобы незаметно продвинуть дело к общей цели (в бильярде говорят: "через борт").
Все это выходило за рамки обычного, но позволяло прагматически находить выход из трудных ситуаций. Между тем положение вещей начинает меняться. Предпринимаются попытки реформировать централизованное планирование, а. также децентрализовать распределение национальных ресурсов. Но необходимое для этого новое мышление все еще воспринимается как нечто слишком необычное, чтобы можно было рассчитывать на быстрое изменение сложившихся отношений. Оно не только необычно, оно предъявляет слишком высокие требования к тому, кто привык действовать в рамках прежней системы. Он вынужден теперь принимать решения по своему усмотрению, порой отходя от тех или иных позиций сформулированного плана. Как раз это-то и было до сих пор совершенно немыслимым и влекло за собой скорее суровые упреки и наказания, чем поощрения или продвижения по службе тех, кто действовал обдуманно и с чувством ответственности.
В последние десятилетия плановая система подвергалась критике и в самом Советском Союзе. Еще при Хрущеве и Косыгине задумывались о том, как добиться большей эффективности путем передачи вниз ответственности и компетенций. В восьмидесятые годы некоторые попытки в этом направлении предпринимал Андропов.
Юрий Андропов стал Генеральным секретарем ЦК КПСС в 1982 году, после смерти Брежнева. Я прекрасно помню, как с вступлением Андропова в должность повеяло свежим ветром. До этого нас не покидало впечатление, что напротив сидят жильцы плохо проветренной, душной квартиры, погруженные в тяжелую дремоту, не проявляющие инициативы и не испытывающие удовлетворения от работы. И вот вдруг широко распахнулись окна, и мы физически ощутили, как ожили эти люди. Откуда взялись открытость, заинтересованность, неожиданная смелость в оценке положения и желание искать возможные пути его улучшения? Первые веяния грядущих перемен мы ощутили весной 1983 года на встрече с руководителями Госплана. Эти господа были наиболее влиятельными создателями централизованных планов развития экономики. Снова на все лады обсуждалась тема "децентрализации ответственности". Нам сказали, что на этот раз толчок ей дал Генеральный секретарь Андропов. Он положил на стол академическое научное исследование, подготовленное в Новосибирске. Да, научное, потому что его еще нельзя было характеризовать как политическую акцию. Позже мы гадали: не решил ли Андропов просто запустить пробный шар?
В ходе этой беседы я спросил заместителя председателя Госплана Иноземцева, что бы это академическое исследование значило? В присутствии своих ближайших сотрудников он подтвердил, что импульс был дан "на самом верху", и добавил, что, учитывая огромные расстояния и разнообразие условий Советского Союза, было бы, конечно, правильно подумать о реформе централизованной системы. Он спросил, что я думаю по этому поводу. Хочу еще раз напомнить, что, общаясь друг с другом, мы давно привыкли вести беседу свободно и конкретно, а вещи называть своими именами. Поэтому я одобрил эту идею. Даже в условиях более "прозрачной" экономики, на географически значительно меньшей территории, какой обладает Федеративная Республика, очень сложно осуществлять общий контроль. Насколько же труднее сделать это в гигантском Советском Союзе, с его 285-миллионным населением и различными отраслями экономики, регионами и постоянно меняющимися условиями! Если будет дан ход новым идеям, если система будет децентрализована и на местах получат больше прав для принятия решений, то это, "помимо оттеснения бюрократии", может оказать лишь положительное воздействие на функционирование экономики, сказал я и добавил: "Это, на мой взгляд, будет означать, что вы кладете себе под стол идеологическую атомную бомбу". Мои слова вызвали удивление у моих партнеров и желание узнать, что я под этим подразумеваю. Я дал пояснения, основываясь на собственном опыте последних лет: централизованное планирование привело к тому, что каждый исполнитель обязан строго соблюдать плановые задания и нормы. Любое отклонение от поставленной задачи, любая самостоятельность не только не допускаются, но и формально запрещены. Однако, если теперь часть ответственности будет делегирована исполнителям, если в результате децентрализации расширится сфера их компетенции, то люди неизбежно начнут думать, а следовательно, критически относиться к существующим порядкам. И этот процесс невозможно будет ограничить какими-то отдельными сферами. Возникшая закономерность затронет не только функционеров, но и всех занятых в необозримом производственном процессе. Люди неожиданно встанут перед необходимостью творческого подхода к своей работе, принятия самостоятельных решений, отхода от сформулированных в плане заданий, для того чтобы трудиться более продуктивно. Это явится толчком к воспитанию в них независимости мышления, которую, по моей оценке, советская система до сих пор не допускала и вообще не считала правильной. Если произойдут изменения в этом смысле, то с ними неизбежно будут связаны фундаментальные перемены в советской системе, - и сейчас еще рано предвидеть их конечные последствия, в том числе в общественном плане. "В этом контексте следует понимать мое замечание об идеологической атомной бомбе под вашим столом". Я видел, как задумались мои собеседники. Примерно через четыре года после Андропова с пропагандой системы самостоятельного мышления, самостоятельных действий без ожидания указаний из Москвы выступил Михаил Горбачев. Он затронул эту проблему 1 октября 1987 года, выступая с программной речью перед трудящимися и руководителями на Кольском полуострове в Мурманске. "Не ждите приказов из Москвы", - заявил он слушателям. "Москва далеко! Если вы видите то, что здесь необходимо сделать, если вы видите, как лучше может быть достигнута поставленная цель, действуйте! Берите ответственность на себя!" Какого-то существенного сдвига в этом направлении в работе аппарата я до сих пор не заметил. Однако ведутся открытые дискуссии в газетах и журналах, по радио и на телевидении о новом мышлении. Масштабы этих обсуждений меня поразили. Даже те советские собеседники, которых я давно знаю как хорошо информированных, заинтересованных в происходящем, откровенных в беседах, прямо признаются, что давно уже утратили мало-мальски полное представление об истинном диапазоне перемен. Иностранного наблюдателя просто захватывает зрелище того, как в сущности пассивно-созерцательная система наполняется динамикой и волей браться за решение до сих пор органически чуждых для нее задач.
Приведу один пример. В марте 1989 года в Бонне состоялся первый так называемый советско-немецкий форум, который должен теперь собираться каждые два года для обсуждения общих вопросов сотрудничества в различных областях: проблем разоружения и церкви, положения советских граждан немецкой национальности, но в первую очередь экономических и экологических проблем. В нем приняли участие высокопоставленные специалисты, в основном ученые и члены Академии наук, которые имели поручение разработать научно обоснованные концепции и практические рекомендации для правительства. На наш вопрос о возможной в будущем экономической и социальной системе СССР нам ответили: Мы хотим создать социалистическую рыночную экономику. Рынок даст толчок ориентации на потребителя. Мы надеемся приобрести опыт работы в условиях конкуренции, направленности на достижение высокой производительности, восприимчивости к новому, повысить чувство личной ответственности, в том числе за качество продукции и снижение издержек производства. Прилагательное социалистический означает, что мы не собираемся выкинуть за борт то, что достигнуто нашей системой в гуманитарной области. В этой связи я отметил, что "социальное рыночное хозяйство" преследует ту же самую цель. На многочисленных примерах оно может убедительно продемонстрировать, сколь успешно у нас решаются те задачи в области благосостояния граждан потребителей, которых вы ожидаете от "социалистической рыночной экономики". Это и есть камень преткновения, мешающий признать преимущества так долго предававшегося анафеме капитализма. Так, ученый из Академии наук Юрий Андреев объяснил мне, что теперь "рынок" рассматривается в качестве продукта "цивилизации". Мои партнеры не могут или, вернее, не хотят пока признать, что "рынок" - это не только инструмент эффективной экономики, но прямо-таки единственная форма ее организации, которую избирают свободные и полноправные граждане. Все же диалектика помогает сбросить идеологические путы прошлого.
Смелая концепция наших советских собеседников, изложенная подкупающе искренне, обнаруживает при ближайшем рассмотрении определенные несообразности и внутреннюю противоречивость. Так, например, она не дает вразумительного ответа на ключевой вопрос - на вопрос о собственности. Правда, допускается, что лет через 25 система, к которой стремится Советский Союз, будет больше походить на шведскую модель, чем на модель Федеративной Республики. Нас, тем не менее, поразило, с какой серьезностью и энергией современно мыслящие политики и экономисты пытаются вывести новое мышление из области чистых идей и ни к чему не обязывающих требований на уровень конкретной политической практики.
Это проявляется и в подходе к решению валютных проблем, которые, вероятно, составляют наиболее трудную и сложную часть из проектов реформ, намечаемых советскими преобразователями. Валюта страны, ее цена и роль на международных финансовых рынках, имеет важное значение для формирования чувства собственного достоинства нации и правительства. Например, после второй мировой войны американский доллар десятилетиями признавался всеми в качестве мировой валюты, в том числе и Советским Союзом, хотя его позиция и не выражалась в определенной форме. Регион же, в котором благодаря политическому и военному весу Советского Союза действует переводной рубль, простирается от Монголии до Кубы, но все-таки он ограничивается пределами стран - членов СЭВ.

Нет комментариев

Нет комментариев пока-что

RSS Фид комментариев в этой записи ТрекБекURI

Оставьте комментарий