Новые акценты во внешней политике
Весной 1986 года свою миссию в Бонне начал Юлий Квицинский. Его прибытие на некоторое время откладывалось, так как он являлся руководителем советской делегации на переговорах по вопросам сокращения ракет средней дальности в Женеве. Если Семенов вел в Женеве переговоры по сокращению стратегических систем (ОСВ-1), то теперь, после многих лет разочарования из-за отсутствия конкретных результатов, надлежало добиться прорыва в области второго большого класса вооружений.
С американской стороны Квицинскому противостоял Поль Нитце. Оба они стали знамениты после известной "лесной прогулки", во время которой им якобы удалось добиться взаимопонимания. Результат произвел фурор во всем западном мире. В Нью-Йорке и Лондоне большой успех имела театральная пьеса с лаконичным названием "Лесная прогулка". В апреле 1990 года "Лесная прогулка" была поставлена на сцене Камерного театра в Дюссельдорфе. Я побывал на спектакле вместе с Квицинским. На него произвела сильное впечатление игра актеров.
Юлий Квицинский обращал на себя внимание необычайно хорошими знаниями немецкого языка. Он совершенствовал их, в молодые годы работая переводчиком в Восточном Берлине. Я имел с ним многочасовые и очень результативные беседы. И ни разу он не сделал хотя бы одной грамматической ошибки. Когда в мае 1986 года он наконец прибыл в Бонн, окруженный ореолом участника "лесной прогулки", уже случилась катастрофа в Чернобыле. Хотя прошел год, как Горбачев пришел к власти, СССР, несмотря на новое мышление, вел себя в этой экстремальной ситуации, как и прежде: мы не могли узнать ничего, по крайней мере ничего конкретного, довольствуясь обычными в таких случаях замазыванием или приукрашиванием фактов. Виновник не назывался. Зато другие, в том числе Федеративная Республика, стали мишенью, на которую посыпались обвинения.
Неожиданно я попал в сложную ситуацию. В качестве председателя немецко-советской смешанной комиссии по финансовым вопросам я готовился к согласованному с советской стороной ежегодному заседанию, которое на этот раз должно было состояться в Киеве. В Киеве, который находился в каких-то ста километрах от Чернобыля! Над городом, это знали и у нас, пронеслась губительная волна радиации, выброшенная взорвавшимся реактором. Со стороны Советов по-прежнему не давалось никаких разъяснений, и участники немецкой делегации, а также их жены с озабоченностью спрашивали у меня, намерен ли я в данной ситуации ехать в зараженный район. Через представителя нашего банка в Москве я попросил моих советских партнеров предоставить мне заключение МАГАТЭ об отсутствии опасности облучения. В противном случае я не смогу взять на себя ответственность за поездку делегации Федеративной Республики в Киев. В Москве не захотели прислушаться к моим доводам, заявив в ответ, что место проведения заседания было выбрано мною самим. К тому же советская сторона принимала мои приглашения, например в Мюнхен или Штутгарт, проявляя доверие к принятым мною мерам безопасности, хотя присутствие в вышеназванных городах враждебных Советскому Союзу агитаторов представляло собой фактор риска. Власти в украинской столице сделали все необходимое для того, чтобы заседание прошло в безопасных условиях. Председатель Киевского городского Совета предусмотрел для немецкой делегации даже прогулку по Днепру на теплоходе.
В сообщениях, поступавших к нам из Киева, говорилось о все усиливающемся радиоактивном заражении. Из-за направления ветра в момент катастрофы массы зараженного воздуха пронеслись, как известно, сначала над Скандинавией, достигли Баварии и лишь потом радиоактивные осадки покрыли территорию вокруг Киева. На мои запросы в посольстве Федеративной Республики в Москве и в Министерстве иностранных дел в Бонне я получил ответ, что они рекомендуют от поездки в Киев воздержаться.
Тон моих разговоров с Москвой становился тем временем все более раздраженным и несдержанным. Контрдовод - я выбрал Киев как место встречи еще год назад, когда ничто не предвещало этой аварии, - естественно, не возымел действия. Разумеется, внутренне я горел желанием поехать в Киев. Действительную причину этого я, конечно, назвать не мог: солдатом я видел лишь силуэт столицы Украины, когда поздней осенью 1941 года немецкие танковые части, переправившись через Днепр южнее города, совершили обходной маневр на восток и за спиной армии Буденного завершили окружение Киева. Тогда в Киеве еще не сверкали золотые купола. Издали мы видели только невзрачные на вид серые маковки.
В конце концов я оставил всякую надежду на достижение договоренности со своими советскими партнерами, которых знал уже более десятка лет. Амбициозное мышление категориями престижа завело дело в тупик. Но тут я узнал о вступлении в должность нового советского посла в Бонне Квицинского и выразил желание посетить его. Он, однако, сообщил, что сам первым нанесет мне визит.
За время продолжительного обеда мы успели обстоятельно побеседовать, и я убедился, что познакомился с очень образованным и искусным дипломатом. Коснувшись в разговоре трений, возникших в связи с нашей запланированной поездкой в Киев, я не скрывал от Квицинского, что, если Москва будет настаивать на времени и месте проведения встречи, она совершит явную ошибку, так как большая часть моей делегации отказывается от поездки в Киев в согласованный срок по причинам безопасности. Это не может не оказать отрицательного воздействия на наше до сих пор хорошо развивавшееся сотрудничество. Я предложил подождать, пока ситуация придет в норму, и без огласки провести встречу осенью в более отдаленном месте. Если бы нам удалось договориться, то не последовало бы официального отказа и никто не уронил бы своего престижа. Каждого из немецких участников я поставлю об этом в известность лично, передав сообщение устно, а не письменно. Господин Квицинский реагировал на мои слова с исключительным пониманием. Он намекнул, что в ближайшие дни в любом случае поедет в Москву на созываемую Горбачевым конференцию. Речь идет о встрече всех советских послов в западных странах в связи с аварией в Чернобыле и ее последствиями. Там же он мог бы урегулировать и наш вопрос. Так и случилось. Действительно, климат на переговорах после этого стал лучше, и упреки в адрес Федеративной Республики были прекращены. По взаимному согласию мы перенесли срок проведения совместной комиссии по финансовым вопросам на другое время; в качестве места заседания была избрана столица Азербайджана Баку. И с этим городом меня связывали воспоминания времен злосчастной войны. Незадолго до начала русского похода, в июне 1941 года Баку стал притчей во языцех нацистской пропаганды. Солдатам, стоящим на исходных позициях на Буге, сосредоточение немецких войск на германо-советской границе объясняли так: вермахт должен с согласия Сталина мирно промаршировать по южной части России, продвинуться до Баку на Каспийском море и там вместе с Красной Армией охранять нефтяные месторождения от возможного нападения англичан. Итак, спустя десятилетия у меня появилась наконец возможность прибыть в Баку с действительно мирными целями.
Благодаря дипломатической акции советского посла в Бонне весной 1986 года был таким образом найден выход из политически и психологически тупиковой ситуации. Но это было лишь первое доказательство его умения вести переговоры, которое в последующие годы он неоднократно подтверждал. В условиях все более интенсивного развития отношений между нашими государствами, прежде всего в экономической области, на господина Квицинского временами падал все больший груз. Сначала новый посол, возможно, и не был экспертом в вопросах экономики. Когда же все большее значение стали приобретать совместные предприятия и все чаще приходилось решать связанные с ними вопросы, он быстро освоился с конкретной проблематикой и скоро превратился в постоянного, критически мыслящего участника урегулирования спорных моментов. Хороший неформальный контакт Квицинского с Кремлем часто был весьма для нас полезен. Посол являлся доверенным лицом Михаила Горбачева. При обновлении Центрального Комитета КПСС в начале лета 1989 года он был введен в состав этого высшего партийного органа. Поэтому его пребывание в Бонне будет, вероятно, короче, чем у его предшественников, о чем я очень сожалею, имея в виду интересы нашего совместного дела. В мае 1990 года Квицинский был назначен заместителем министра иностранных дел, отвечающим за переговоры по формуле 2 + 4 и комплекс вопросов, связанных с объединением Германии. Лишиться такого посла в Бонне - это потеря. С другой стороны, следует порадоваться тому, что такой сведущий в немецких делах человек будет работать в Москве. Надо полагать, что он будет опытным и не простым партнером по переговорам по формуле 2 + 4.
Его преемником в Бонне стал Владислав Петрович Терехов, который и раньше работал в посольстве и хорошо знает нашу страну и язык. Я уверен, что смогу продолжить с ним наш давний критически-конструктивный диалог. Критическое переосмысление политики в период от Сталина до Брежнева началось сразу же после прихода к власти Горбачева. Ее всеобъемлющая инвентаризация и анализ, а также формирование облика Советского Союза во внешнем мире выдвинулись начиная с 1985 года в число первоочередных задач. У меня была возможность обмениваться мнениями с компетентными людьми. К ним я в первую очередь отношу Фалина, Загладина, а также Яковлева и Дашичева. Двое последних - профессора истории, сохраняющие необходимую дистанцию по отношению к проблемам текущей политики. Они, как и я, - участники войны. Названные четыре человека занимают различные посты, но все они являются консультантами Генерального секретаря. Результаты их анализа сводятся примерно к следующему:
С началом эры Сталина сильно ослабленный Советский Союз в первую очередь стремился создать значительный военный потенциал, противостоящий Западу. На это были без колебаний брошены все ресурсы, человеческие и сырьевые. Тяжелая и военная промышленность получили абсолютный приоритет. В целях их создания пришлось пойти на ограничение уровня жизни широких масс трудящихся. Провокации в отношении Запада иногда организовывались сознательно. Вскоре после второй мировой войны союзнические отношения вылились в конфронтацию в основном из-за спорных вопросов, касавшихся побежденной Германии. "Холодная война" с ее быстрой эскалацией взаимных угроз привела в движение спираль гонки вооружений невиданного масштаба. НАТО и Варшавский пакт возникли как оборонительные союзы. Во время одной из бесед я мимоходом заметил, что Иосифа Сталина следовало бы посмертно наградить орденом за заслуги перед НАТО, так как без него едва ли был бы создан западный оборонительный союз. На это мне никто не возразил. Даже когда в семидесятые годы, после заключения московских договоров, между Бонном и Советским Союзом наметилась тенденция к разрядке напряженности, Москва не ослабляла
своих усилий в военной области, вплоть до установки ракет СС-20. Тут Советы перегнули палку. Фаза индифферентности Запада, сопровождавшаяся не прекращавшимися мирными заверениями Москвы, подошла к концу. Новый серьезный фактор угрозы требовал ответа. Запад нашел его - не в последнюю очередь благодаря настойчивости федерального канцлера Гельмута Шмидта - в "першингах". Запад с раздражением наблюдал за советской политикой. При всей традиционности этой политики, на сей раз Советы вышли далеко за пределы Европейского континента, проявляя активность в Азии, Африке, Центральной Америке. Афганистан переполнил чашу и заставил Запад окончательно проснуться. Да и сам Советский Союз стал ощущать, что его возможности небезграничны. Было бы неправильно, проводя исторический анализ, обвинять в экспансионистской политике только эту страну. В течение столетий в Европе военно-политическому мышлению отдавалось преимущество перед проблемами социального благосостояния граждан. "Военный министр" был первым лицом в кабинете и претворял внешнюю политику в конкретные дела. Высшая цель часто формулировалась так: экспансия. Делалась ставка на победу в войне; если ее проигрывали, то все имевшиеся средства концентрировались для того, чтобы лучше подготовиться к следующей. Так возникал заколдованный круг. И долгое время не было никаких шансов его разорвать. Теперь все должно измениться. Это касается и мышления власть имущих Советского Союза. Двадцатое столетие показало, что войны в мировом масштабе недопустимы. Они не решают проблем, напротив - создают новые. За осознание этого заплачено достаточно дорогой ценой - примерно шестьюдесятью миллионами убитых. Слова прусского философа Клаузевица: война является продолжением политики иными средствами - устарели. Новую ситуацию должны в равной степени учитывать все европейцы. Таковы основные тезисы моих советских партнеров, переосмысливших постулаты прежней внешней политики своего государства. Столь критический взгляд на вещи разделяется отнюдь не всеми. Недовольные голоса раздаются не только среди функционеров, но и среди населения, в первую очередь со стороны старшего поколения. Задается вопрос: неужели столетиями воспитывавшееся отношение к нации и Родине, выстраданное народом во время Великой Отечественной войны, вдруг ушло в прошлое?
Это задевает патриотические чувства многих людей, тем более что под знаком гласности пресса публикует массу критических материалов на исторические темы. Мне говорили, что на журналистов подают в суд за так называемое очернительство.
Зато Горбачев получил широкую поддержку в связи с окончанием войны в Афганистане. Сам он прямо не был связан с этим советским "Вьетнамом", поэтому с чистой совестью, без потери авторитета мог возвратить солдат домой, продемонстрировав при этом исключительную силу воли. Горбачев покончил с этим кошмаром, прекратив людские и материальные потери в войне, которая не была отечественной. Своих генералов он избавил от позорного отступления, а экономику - от бессмысленных затрат.
Облегчение для экономики наступило и благодаря урегулированию отношений с другой марксистской сверхдержавой - Китаем. На границе между двумя государствами отсутствует былая военная напряженность, хотя глубоко сидящие в сознании русских опасения, что перенаселенный Китай может однажды вторгнуться в слабозаселенный вакуум Сибири, все еще не изжиты. Военное присутствие Советского Союза на китайской границе сохранится. Тем не менее визит Горбачева в Китайскую Народную Республику в мае 1989 года ослабил чрезмерное недоверие. Советский Союз понял, что лучше проводить политику переговоров и сотрудничества, чем длившуюся десятилетиями политику угроз. Первые результаты принес визит Горбачева в Федеративную Республику в июне 1989 года. Много пришлось сделать для того, чтобы избавиться от недоверия к московскому "наступлению шарма". Во всяком случае, я считаю правильным до времени сохранять оба блока - НАТО и Варшавский Договор - в качестве основы существующего в Европе порядка, с тем чтобы с военной и политической точек зрения обеспечить безопасность в переходный период, когда начнется постепенное снижение военных потенциалов. Даже если в итоге разоруженческих мер будет достигнут уровень одинаковой безопасности, или обоюдной "структурной неспособности к нападению" (я сомневаюсь, что это осуществимо в военной практике), то и тогда, на мой взгляд, необходимость в существовании НАТО не отпадет. Те же, кто ожидает или требует обратного, забывают о том, что в основе западного оборонительного союза лежат в первую очередь их совместные ценности. Иными словами, НАТО является естественным объединением государств с одинаковыми убеждениями и только во вторую очередь - союзом в классическом смысле, цель которого - защита от непосредственной угрозы. Следует также помнить о том, что в основу создания союза было положено пожелание того, чтобы обе системы пактов со временем исчерпали себя.
Как и мои советские партнеры, я считаю: будущему принадлежит такая внешняя политика, которая по мере прогресса в деле разрядки напряженности будет выдвигать другие приоритеты. К ним относится развитие отношений между людьми, а в качестве конкретного поля деятельности - экономика и экология в их взаимозависимости, наука и технология, культура, взаимные поездки и спорт. Эти понятия уже введены в рамочные соглашения к Боннской декларации. Теперь дело за их претворением в жизнь.
16 Май 2012 17:25
Подписаться